Помолчав, Иван произнес три слова, которые уничтожили меня:
– Я бы гордился.
Черт. Черт.
Я даже не заметила, что отодвинула стул, пока не встала на ноги, бросив салфетку, вилку и ножи рядом с тарелкой. Что-то сжигало мою грудь. Иссушало. Выворачивало наизнанку.
Как случилось, что Иван так хорошо знал меня, а мой собственный отец – нет?
Как случилось, что Иван смог узнать все это обо мне, а мой собственный отец был разочарован? Я знала, что я не образованна. Когда я была моложе, мне хотелось стать образованной. Закончить среднюю школу мне было тяжело не потому, что мне было наплевать на нее, а потому что я влюбилась в этот вид спорта и хотела быть, как другие девочки, у которых было домашнее обучение и частные преподаватели. Я не лгала, говоря, что ненавидела школу и не испытывала желания туда вернуться.
Но было довольно тяжело не оправдать надежд на то единственное, что мне удавалось, не будучи способной справиться с разочарованием своего собственного отца… Просто быть собой.
Ощущение жжения переползло на мое лицо, и мне действительно показалось, что я задыхаюсь. Мне казалось, будто я тону, когда, расталкивая людей, ожидавших у возвышения, по которому ходили официанты, я распахнула дверь, пытаясь глотать воздух. Вдыхая свежий воздух, я прикрыла глаза ладонями, из всех сил стараясь не заплакать. Я. Плакала. Из-за своего отца. Из-за Ивана. Из-за напоминания о том, что я тупица и неудачница, независимо от того, как я на это смотрела и насколько счастлива я была. Все произошло слишком быстро. Или, может быть, я наконец просто признала, какое воздействие оказывали на меня убеждения, желания и поступки моего отца.
Но черт побери. Это было больно. Это был полный отстой.
В этом сезоне я могла выиграть каждое соревнование, а для своего отца я по-прежнему была глупой и никчемной Джесмин. Обманувшей его надежды большеротой Джесмин. Неприветливой, угрюмой Джесмин с ее мечтами, которые были лишь пустой тратой времени и денег.
Я была недостаточно хороша для него, когда он ушел, и теперь я по-прежнему была недостаточно хороша.
Но мне хотелось быть хорошей. Это все, чего мне всегда хотелось. Я хотела, чтобы мой проклятый отец был доволен мной. Даже теперь, после всех этих мерзостей, мне все равно хотелось, чтобы он встречался со мной. Любил меня. Как любили все остальные, кто был в ресторане.
Мне хотелось быть хорошей, но так, чтобы Ивану не приходилось рассказывать моему отцу то, что тот должен был знать.
У меня повлажнели ладони, и я шумно втянула носом воздух, что было похоже на рыдание, но мне показалось, что мне прямо в грудину вонзилось лезвие бритвы.