работать над собой. Рассудок, как источник познания, говорит мужчине, что его прежняя оценка чувств и способ с ними справляться доставляют ему личные неудобства, и ему кажется логичным, что такой порядок вещей необходимо изменить.
О другом преимуществе рациональности – о функции регулирования эмоций – мы уже говорили ранее. Некоторым мужчинам так хорошо удается осмыслить свои чувства, что порой они могут перехитрить самих себя: с помощью рационального подхода они открыто рассматривают свои чувства, а значит, им проще справиться с глубоко скрытыми импульсами, которые прежде казались неконтролируемыми. Однако важным условием остается принятие чувств, поскольку в противном случае не начинается процесс их активного преодоления, а продолжается автоматическое отторжение.
Своеобразный синтез в духе Канта может проиллюстрировать следующий пример.
Артур Петерс, 44-летний мужчина, называет себя на первом сеансе «ужасно милым, но скучным», неактивным человеком. И, если честно, мне кажется, что он в чем-то прав. В ходе длительного психотерапевтического процесса становится ясно, что нерешительность Петерса и стремление избежать любого риска даже в межличностном общении главным образом связаны с полным отрицанием разнообразных страхов. Эти страхи Артур носит в себе с раннего детства, «унаследовав» их от своей матери. Когда мы в очередной раз обсуждаем «наследование чувств», я упоминаю некоторые факты из нейропсихологии, о которых недавно прочитал. Я вспоминаю, что у многих людей, испытывающих хронические страхи, гиперчувствительна амигдала – область мозга, ответственная за ощущение тревоги.
Спустя две недели Петерс рассказывает, что в некоторых делах, которыми он раньше не занимался из-за своих страхов, добился поразительных успехов. Я спрашиваю, откуда он почерпнул смелость. Артур признается, что ему очень помог мой рассказ про амигдалу:
– Теперь, когда я чувствую приступ страха – когда сердце колотится или еще что-нибудь в этом роде, – я все время говорю себе, что у меня от рождения повреждена амигдала. Из-за нее страх ощущается слишком сильно, и если бы не амигдала, то он был бы гораздо меньше. Это меня как-то успокаивает. Вместо того чтобы уклоняться от дел, я продолжаю ими заниматься.
Я не вполне уверен, что мои высказывания восприняты Петерсом правильно с точки зрения нейропсихологии. Но что ж поделаешь. Если они помогают ему, реальность лучше, чем правда.
Рассуждения не в последнюю очередь способствуют взаимопониманию. Для того чтобы суметь хорошо понять человека (и по возможности помочь ему), необходимы как чувственность, так и рассудок; как эмпатия, так и рациональное мышление. Без способности к эмпатии человек не может мысленно поставить себя на место другого, и поэтому его высказывания будут относиться не к конкретному собеседнику, а станут, скорее, теоретическими обобщениями. В то же время без рационального мышления невозможно учесть всех особых обстоятельств, окружающих собеседника, и солидарное сопереживание приводит к тому, что слушающий застревает в своих собственных эмоциях. В конце концов он перестает чувствовать гнев, печаль или страх собеседника, а начинает переживать свои собственные чувства. Когда это случается, человек уже ничем не может помочь другому.