ей поклонялись рыцари и смиренно целовали ее, называя своим спасителем. На вопрос известно ли ему, где она находится, он ответил, что ничего не знает, но, как ему казалось, великий магистр ордена или тот, кто проводит капитулы, приставляли к ней свою собственную охрану (18).
Рыцарь из диоцеза Безансон Вильгельм де Жиак (Guillaume de Giac), принятый в Марселе братом Симоном де Кинсиаком (Simon de Quinciac), говорит, что на острове Кипр и в городе Аимессон (Лимассоль) он видел эту голову, являвшуюся объектом тайного культа рыцарей (19). Брат Тоше (Gaucher) видел тот же самый идол дважды на капитуле, состоявшемся в Париже, где рыцари ему поклонялись (20). Тиллерме де Арб ле (Guillermey de Harbley), священник королевского дома, присягнул, что видел выносимую на двух капитулах, проводившихся визитатором Франции братом Гуго де Перодо, деревянную или серебряную позолоченную голову; видел он и поклонение ей, и сам притворялся будто бы это делает (21).
Брат Жан-Дени де Таверниак (Jean-Denis de Taverniac) также утверждал под присягой, что видел эту голову шесть раз на шести разных капитулах и ей поклонялся. В основном эти капитулы проводились великим магистром Вильгельмом де Боже (Guillaume de Beaujeu), а после него Гуго де Перодо. Этот последний, принятый в орден своим дядей по отцу Гумбертом де Перодо (Humbert de Peraudo) в Тампле Лиона, одинаково клялся, что видел, держал и трогал рукой на капитуле, проходившем в Монпелье, одну голову, которой поклонялись все присутствующие братья: было ли это искренне, он не знает; что касается его, то он избегал ее и поклонялся ей лишь устами (22).
Брат Жан де Тюрн, казначей парижского Тампля, говорил о голове, изображенной на картине, и под присягой утверждал, что поклонялся ей как и другие рыцари (23).
Жан д’Анизиак (d’Anisiac) заявлял, что дважды на капитулах в Париже видел Жерара де Виллера, несущего какую-то вещь, но не смог различить, что она из себя представляла, поскольку место собрания освещалось тусклым огнем единственной свечи (24). В действительности, орденские капитулы, как и посвящения, проводились в тайном месте ночью или на рассвете (25). Они несли на себе торжественность мистерий: и когда посреди этих теней, пронизанных несколькими лучами тусклого свечения факела, братья склонялись над страшным металлическим идолом, не стоит удивляться тому, какой ужас и какое оцепенение при виде такого странного кощунства внушалось неофитам, которым посвящение в эти мистерии не искажало ни веры, ни простодушия. Но каждый обязан был клятвой сохранять тайну мистерий, а всякий касавшийся идола становился одним из наиболее влиятельных орденских начальников: так, некий рыцарь говорил Раулю де Прелю (Raoul de Presles), одному из важных сановников эпохи, что генеральный капитул ордена обладал настолько таинственной вещью, что если, к своему несчастью, ее кто-нибудь бы увидел, будь это сам король Франции, то