Я была дома.
Мы с Юаном летели разными рейсами, потому что мой билет пришлось бронировать в последний момент. Мы должны были прилететь примерно в одно и то же время, поэтому планировали пройти паспортный контроль и встретиться у багажной ленты. Я огляделась, но Юана нигде не было.
Перенеся вес на одну ногу, я прислонилась к кабинке, где сидела сотрудница пограничной службы. Обычно эта процедура не занимала столько времени. У меня урчало в животе, а голые ноги озябли от холодного сквозняка. В аэропорту, где вовсю работали кондиционеры, в тонком летнем сарафане было не слишком тепло.
Сотрудница оторвала взгляд от моего паспорта и внимательно посмотрела на меня.
– Когда вы впервые посетили Великобританию?
Я начала нервничать. Она и без меня отлично знала, когда я впервые приехала в Великобританию, а когда человек задает вопрос, ответ на который ему заранее известен, ни к чему хорошему это обычно не приводит. Я попробовала заглянуть в паспорт, чтобы понять, на что именно она смотрит, но под ее железным взором тут же отвела глаза. Пожалуй, сильнее всего меня нервировала ее приподнятая бровь. Если бы она приподняла обе брови, это означало бы самое обычное удивление – и не более. Однако она приподняла лишь одну, что говорило о проницательной настороженности. Очевидно, я что-то нарушила.
Сотрудница повторила свой вопрос, теперь в ее голосе не было и тени дружелюбия.
– Вы имеете в виду, когда я впервые в жизни посетила Великобританию? С родителями, когда мне было пятнадцать. – Я внезапно почувствовала, что веду себя как Чанк из фильма «Балбесы» – выкладываю всю подноготную при первых признаках неприятностей.
Это моя досадная привычка. Принцип «если вы не виноваты, значит, вам нечего бояться» на меня не распространялся. Я была из тех людей, которые чувствуют вину, даже когда не сделали ничего плохого. Если, сидя за рулем, я слышала вой сирен, мое сердце начинало биться чаще. Если в людном месте кто-то кричал, я оборачивалась, думая, что кричат на меня. И не то чтобы моя совесть была нечиста, просто я всегда стремилась взять на себя ответственность, когда нет возможности оправдаться. Налицо компульсивное поведение и тревожность. Возможно, это, как и многое другое, досталось мне в наследство от переживших холокост бабушки и дедушки. Синдром, по умолчанию вписанный в мою ДНК, словно проникший в ПО вирус, проявлялся в том, что я, подобно оленю в свете фар, в случае опасности впадала в ступор. А может, всему виной мой патологический эгоцентризм, убеждавший меня в том, что весь мир, включая возникающие в нем конфликтные ситуации, вертится вокруг меня.