Я догадался, что он намекает на Безумство Мазарини.
– Вроде нет. Не помню.
– Это давняя история, Колен. Твой отец многое знал про этот остров – секреты, которые все искали годами и даже веками. Люди придумывали про твоего отца еще более странные вещи. Все считают, что свои секреты он забрал с собой на дно Ла-Манша. Теперь ты знаешь, Колен, как велика будет твоя ответственность. На твои плечи ляжет чудовищно тяжелый груз. Не мне судить, правильно ли поступил отец, завещав тебе все это, осознавал ли он последствия. Я предполагаю, что некоторые люди способны на самые страшные поступки ради того, чтобы помешать тебе исполнить последнюю волю отца – взять в руки это досье.
Я это знал. Но у них ничего не вышло! Во всяком случае, пока…
Меня знобило. Вот теперь, стоит мне забрать папку, и мы с отцом действительно окажемся в опасности. Когда понадобится открыть всем ее содержание, наказать истинных преступников, убийц моей матери, тех, из-за кого все эти годы рядом со мной не было отца.
Нотариус наконец убрал руку с бежевой папки.
– Но сейчас не время философствовать. И у тебя нет выбора. Ну вот, моя роль на этом заканчивается. Следующий ход делать тебе.
И он решительно подтолкнул ко мне папку.
Я взглянул: вроде все в порядке. И выглядит как новенькая. Можно подумать, досье собрали вчера. Он прав, теперь мой ход.
И играть надо осторожно.
Я придвинул папку к себе. Сказал:
– Спасибо. Спасибо за все.
И приподнялся на стуле.
Мэтр буквально взвился, вскочил с удивительной для своей комплекции легкостью.
– Нет, Колен! Так ты отсюда не выйдешь! Ты не понимаешь, что эти документы – настоящая бомба. Твой отец был совершенно прав. Ты откроешь папку в этой комнате и будешь читать, даже если это займет у тебя несколько часов. А потом начнешь действовать, руководствуясь указаниями отца. Позвонишь, кому сочтешь нужным. Я бы посоветовал звонить прямо в полицию.
Он уже стоял у двери, перекрывая мне путь к отступлению.
Суббота, 19 августа 2000, 09:38
Лагерь на диком полуострове, остров Морнезе
Мое исчезновение ошеломило всех в лагере.
Позже я услышал две версии событий, происходивших после этого.
Разумеется, версию отца Дюваля, Йойо и Стефани.
Но и версию Армана и Мади.
Отец Дюваль пришел в неописуемую ярость, Йойо струхнул, а Стефани была вся в крапивных ожогах, но жаловаться не решалась. Отец Дюваль немедленно позвонил в полицию. В лагере отменили все занятия и развлечения – ни купания, ни парусной школы, ни свободного времени.
Никто не осмеливался протестовать вслух. Во всяком случае, в присутствии взрослых.