В это время дверь отворилась и на пороге ее появился Паскаль Симеони в сопровождении Ла Пивардьера.
– Хорошо! – отвечал тихо Лафемас Вергриньону. – Попробуй!
И он бросился навстречу гостям…
Из того, что предшествовало, можно легко представить, какой прием ждал Паскаля в «Крылатом сердце», – все наперебой спешили пожать ему руку. Паскаль же извинялся, что привел с собой друга…
– Что вы, что вы! – вскричал Лафемас. – Этим вы только увеличили наше удовольствие, дорогой сударь!.. Впрочем, вы лишь пользуетесь своим правом! Кто оплачивает банкет… тот, как говорится, и музыку заказывает!
– Какие милые люди! – сказал Ла Пивардьер Паскалю.
– Очень милые! – отвечал искатель приключений.
Рибопьер вошел доложить, что ужин подан в соседнем зале. То была во всех отношениях приятная комната: теплая, хорошо освещенная, с комфортабельной обстановкой, расписанная приятными для глаз эмблемами даровитого художника. Одно было в ней неудобство – несколько низковатый потолок, но ведь столовая и не должна походить на зал для игры в мяч.
Паскаля усадили между Лафемасом и Мирабелем; напротив него, между Вергриньоном и Гребильяком, сидел Ла Пивардьер. Получив разрешение отправить охотника на негодяев к праотцам, Вергриньон пребывал в самом веселом расположении духа. А все потому, что наш нормандец мнил себя – впрочем, его претензиям имелось множество подтверждений – человеком исключительной силы. И ему было отчего возгордиться. Так, однажды, на Новом мосту, он выдернул прямо из сиденья и забросил в тележку одного дерзкого извозчика. В другой раз, на набережной, схватился сразу с тремя матросами и вышел из этого боя победителем, а как-то вечером, безоружный, при помощи одних лишь кулаков уложил с полдюжины грабителей.
– Увидите, увидите! – шептал он своим друзьям, направляясь в столовую. – За десертом будет забава! Командир мне это позволил: хитер будет наш славный господин Паскаль Симеони, если вырвется из моих лап!
В ожидании же, пока настанет время придушить охотника на негодяев, Вергриньон рассыпался в любезностях перед Ла Пивардьером, выбирая ему с блюда самые лучшие куски и беспрестанно наполняя ему стакан. И Антенор де Ла Пивардьер, которому давно не случалось бывать на таком празднике, ел за четверых и пил за восьмерых, повторяя время от времени Паскалю с умилением: «Ах! Какие милые люди!.. Какие любезные люди!..»
Лафемас, со своей стороны, также старался во всем угодить соседу, а тот, в свою очередь, как и Ла Пивардьер, без церемоний, без стеснения позволял за собой ухаживать. Разница была лишь в том, что Ла Пивардьер уже к середине ужина начать бессмысленно поводить глазами и сопеть, как тюлень, тогда как Паскаль и за десертом чувствовал себя так же легко, как и в начале пиршества.