В 4 часа дня Кабинет продолжил заседание, прерванное накануне. В тот период на заседаниях и Кабинета, и Высшего совета всегда присутствовал военный министр Анами — мой главный оппонент. Наши споры часто меня утомляли и вызывали досаду, но в той напряженной обстановке личные чувства не должны были вредить исключительно искреннему обсуждению проблем, которые поглощали нас целиком и полностью, и до самого конца ничто не омрачало моих личных отношений с генералом Анами.
Недовольство в рядах армии нарастало. С 12 августа стали поступать частые сообщения о планах совершения государственного переворота — например, путем захвата императора и его изоляции от Кабинета министров. Положение становилось весьма тревожным. Полицейская охрана моего дома резко усилилась. Я сознавал, что на военного министра известным образом влияют действия молодых армейских офицеров, которые несли ответственность за создание указанного положения. И на заседаниях Кабинета, и в других местах он то и дело разглагольствовал о необходимости и дальше торговаться об условиях капитуляции, поскольку, по его словам, мы можем провести еще одно сражение. В таких случаях я каждый раз с не меньшей решимостью выступал в пользу немедленного принятия Потсдамской декларации. То ли 12, то ли 13 августа военный министр попытался склонить на свою сторону премьера Судзуки, барона Хиранума и лорда-хранителя печати Кидо, но я блокировал его усилия с помощью постоянных контактов с премьером и бесед с Кидо, которые я имел всякий раз до и после своих частых аудиенций у императора.
О настроениях военного министра Анами в то время написано многое. В ходе наших встреч по разным поводам он часто говорил о том, чтобы “вырвать жизнь из когтей смерти”. По моим наблюдениям, он был одержим стремлением нанести противнику еще один тяжелый удар прежде, чем будет заключен мир. Как выяснилось впоследствии, он, в конце концов, перестал настаивать на этой идее. Существовала однако опасность того, что, если бы военный министр и другие члены руководства армии, не будучи психологически готовы к миру, испытали давление из любого источника в пользу его достижения, внутриармейская оппозиция могла бы взять верх, последовал бы взрыв насилия, и все мирные усилия оказались бы под угрозой. Разумеется, способность военного министра в тот период держать растущее недовольство своих подчиненных под контролем и успешно провести армию через величайший кризис смогла проявиться благодаря решению императора, но в немалой степени ее объясняет и тот факт, что в ходе длительных и серьезных дискуссий на заседаниях Высшего совета по руководству войной и других структур каждый член Высшего совета сумел утвердить в своем сознании генеральный курс на прекращение войны.