Убивали людей и по плану и по желанию местных властей, даже по случаю «праздников». Солдаты могли убивать, грабить и насиловать в любое время. Свирепо преследовались национальные меньшинства. Дети таких меньшинств подлежали безусловному истреблению. Религиозные чувства населения грубо попирались, священнослужителей убивали, буддийские статуи и алтари уничтожались. Была ликвидирована медицина, врачей убивали.
Кампучия — страна древнейшей культуры — была превращена коммунистами в выжженную пустыню. Это фактически был полный возврат в первобытное общество, при котором не могли существовать никакие ценности культуры.
О том, что воссоздавалось именно первобытное общество, свидетельствует не только глобальное уничтожение культуры, но и такая весьма характерная деталь: людей обычно убивали лопатами и мотыгами — этими примитивными древними орудиями труда. Объясняли это тем, что, якобы, экономили пули, однако такое объяснение не выдерживает никакой критики, поскольку страна была набита оружием китайцев. Дело в том, что огнестрельного оружия в первобытном обществе быть не могло, поэтому в качестве орудия расправы оно психологически было чуждо коммунистам XX в.
Еще одна красноречивая подробность: кампучийские коммунисты запретили в Кампучии любовь, она стала считаться серьезным «преступлением», а за все проступки было одно наказание — смерть. Однако здесь есть своя логика — любовь (как и промышленность, религия, медицина и т. д.) совсем не свойственна тому периоду человеческой истории, который они пытались воссоздать. Именно поэтому она отторгалась ими и за нее карали столь жестоко. Проведем параллель: если кхмерские коммунисты считали любовь «серьезным» преступлением, то германские нацисты отнюдь не относили изнасилование к числу тяжких преступлений. Оно и логично — в диком человеческом стаде изнасилования быть не могло, поскольку все принадлежали всем.
Тоталитаризм как отрицание цивилизации проявляется, конечно, не только в этих кровавых «деталях», сколь красноречивы бы они ни были. Необходимый атрибут кровавой диктатуры — вождь, всегда сосредоточивающий в своих руках необъятную власть, как, например, кампучийский главарь Пол Пот.
Функции государственного терроризма — излюбленного оружия нацизма и большевизма, отнюдь не ограничиваются наведением страха на противника, в том числе потенциального, и созданием атмосферы всеобщего ужаса. Кровавое насилие придает особую торжественность, значимость, судьбоносность тем мерам, которые реализует тоталитарный режим. Ведь это жертвоприношение, а древний человек их совершал не по любому поводу, а только для достижения жизненно важных целей. Современный человек преступной толпы тоже ощущает, что если приносятся человеческие жертвы, то это делается ради чего-то великого, и он, сопричастный к действу, приобщается тем самым к мировой истории. Тенденция к сопричастности подобным путем была вначале инстинктивно, а затем более осознанно и точно оценена Лениным, Гитлером и Сталиным. Казни, как ни парадоксально на первый взгляд, придают тоталитарной эпохе тот самый героический и романтический ореол, которого так не хватает обывателю в его серой жизни.