– А как там Дэдвик? – спросила мама.
– В каком смысле? – Я не поняла вопроса.
– Ты с кем-нибудь там общаешься? С нашими старыми соседями и друзьями?
– С миссис Стоун, если ты о ней, я в последнее время редко вижусь, – ляпнула я, не подумав. Я знала, что маме будет приятно это слышать. Впрочем, так все и было. Мэри Стоун оказалась не лучше всех остальных. Она продолжала видеть во мне ребенка и все время напоминала о том, что я могу поплакаться у нее на плече. Мне надоело плакать, надоело, что люди больше любят меня прежнюю, а не меня настоящую, но миссис Стоун это не волновало. Она хотела видеть меня сломленной, потому что делала добрые дела лишь для того, чтобы ей сказали, какая она хорошая.
Нет уж, спасибо, я лучше сама. Разумеется, маму обрадовали эти новости. Она была в ярости, когда миссис Стоун принялась порочить ее доброе имя перед репортерами. До ареста никто и слова не смел сказать против Пэтти Уоттс.
– Как там моя старая подруга? – Мамин голос сочился притворной лаской. Мама снова стала похожа на прежнюю себя: ее щеки порозовели, глаза смотрели внимательно, оживленно поблескивая. Она ловила каждое мое слово, подмечала каждую мелочь.
– Все такая же надоедливая, – сказала я. Мне хотелось поскорее сменить тему. Я пришла сюда за ответами, но пока что разговорить маму не получалось. Она снова начала манипулировать мной. Совсем как в детстве.
– Послушай, мама, – сказала я, отказавшись от идеи называть ее Пэтти. – Если мы хотим начать все с чистого листа, мне нужно, чтобы ты была со мной предельно честна. Не пытайся больше уходить от разговоров или отвечать вопросом на вопрос.
Мама молча смотрела на меня.
– Если ты начнешь врать, я уйду, – добавила я, глядя в стол. Но потом заставила себя посмотреть маме в глаза. – И больше не вернусь.
Молчание тянулось целую вечность.
– Ты меня поняла? – спросила я.
Мама кивнула.
– Конечно, милая, – пробормотала она. – Я ни за что не стану снова портить наши отношения. Однажды я уже потеряла тебя.
Я сомневалась в том, что мама говорит правду, но разговор хотя бы вошел в правильное русло. Я припасла немало вопросов, чтобы проверить маму на честность.
– Хорошо, – сказала я. – Тогда я спрошу еще раз: что случилось с твоей губой? – Я скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула, всем своим видом показывая, что не потерплю вранья.
Мама опустила руки на колени. Я знала, что если загляну под стол, то увижу, как она крутит большими пальцами, сцепив все остальные. Мама говорила, что подхватила эту привычку от моего деда. Месяц назад, сидя перед телевизором, я заметила, что делаю то же самое. Мне пришлось подсунуть руки под себя и сидеть так до конца серии.