Итак, вскоре я и оказался в самой сердцевине большевистской России, в цитадели их власти, перед дверью главного кабинета страны Советов. Сорок лет назад, мы, буры, в жестоких боях с англичанами утратили свою независимость; многие из нас погибли, другие были угнетены, ограблены и брошены в нищету. И вот теперь свобода приходит к нам оттуда, откуда мы не ждали. Но время ожидания кончилось. Сидящий в приемной человек в темно-серой полувоенной форме поднимает к уху телефонную трубку и, выслушав слова невидимого абонента, говорит что-то по-русски. Госпожа Антонова с решительным видом толкает дверь, входит – и я за ней.
Хозяин этого кабинета невысок, рыжеват. Он и похож, и не похож на свои портреты. Взгляд его желтых глаз – внимательный и изучающий, как у старого пустынного льва, вожака многочисленного прайда, отца и праотца поколений опаснейших хищников. Но чувства угрозы нет: я для этого человека не враг и не добыча, а младший член его стаи, находящийся на хорошем счету. Непроизвольно я встаю по стойке смирно и рапортую:
– Господин Верховный Главнокомандующий, командир бурского полка специального назначения майор Пит Гроббелаар прибыл по вашему приказанию…
Госпожа Антонова перевела мои слова и большевистский вождь хмыкнул.
– Не по приказанию, а по приглашению, – сказал он в ответ. – Ведь я намерен разговаривать с вами не как с офицером спецназа, к боевой деятельности которого нет никаких претензий, а одни похвалы, а как с будущим временным главой бурского государства. А может быть, и не только временным. Вы человек вроде неглупый и должны справиться с порученной вам работой. Так, что давайте присядем и поговорим как будущие коллеги. Вы мне, господин Гробеллаар, интересны и как типичный представитель бурского народа, и просто как человек. Расскажите, каково это – быть буром…
Когда госпожа Антонова перевела мне эти слова, земля вдруг ударила мне в ноги, как это бывает в окопе, когда поблизости рвется крупнокалиберный снаряд. Сумев сохранить непроницаемый вид, я сел на предложенное мне место и начал говорить:
– Я, господин Сталин, не совсем обычный бур. Стоит начать с того, что я родился в тот год, когда англичане растоптали нашу свободу. Местом моего рождения был концентрационный лагерь, и я даже не знаю имен своих настоящих отца и матери. Женщина, давшая мне жизнь, почти сразу умерла, успев лишь сказать, что ее сына зовут Пит. Но меня не бросили: другая женщина, по имени Сильвия Бота, у которой незадолго до этого родилась дочь Констанция, взялась выкармливать меня своим молоком. Но она тоже не дожила до освобождения. И тогда меня и мою молочную сестру Констанцию усыновили Геерт Гроббелаар и его жена Астрид, у которых было трое своих детей. Вот так я стал Питом Гроббелааром. Я рос с их детьми как один из родных. В надлежащее время пошел в школу, был лучшим учеником класса – и в результате, поступив в Кейптаунский университет на полную стипендию, смог выучиться на горного инженера. Эта профессия у нас в Южно-Африканском Союзе не только уважаема, но и весьма доходна. Я помог выучиться в университете своим сводным братьям, с хорошим приданым выдал замуж сводную сестру, а сам женился на молочной сестре Констанции Бота. Вот и вся моя история, господин Верховный Главнокомандующий. Когда я увидел, как наци обращаются с вашими людьми, попавшими в оккупацию, как гонят в плен женщин и детей (так же, как англичане когда-то гнали мою оставшуюся безвестной мать), то пепел моей страны ударил меня в сердце. И с этого момента я знал, что должен делать. Сказать честно, об этом поступке я ни на минуту не пожалел, и не только из-за того, что вы не отдали нас мстительному королю Георгу, решив вместо этого использовать на фронте. Ощущение того, что ты воюешь в битве Добра со Злом на правильной стороне, само по себе стоит дорогого. Мой приемный отец Геерт учил меня, что хорошие люди есть среди любой нации, и поэтому, наверное, правильно было, что вы не пустили меня и моих парней на Британские острова. Не все же они там прокляты…