И вообще, тут царила какая-то особая атмосфера – после мрачных дьяволопоклоннических эманаций, которые владели нами довольно долгое время, мы ощутили ее особенно остро; от этого пьянящего чувства кружилась голова и подгибались колени. Здесь было как-то уютно. Жизнь вновь предстала перед нами во всем своем великолепии: с блеском солнца, с пением птиц, с шелестом трав… Мы как будто чудом выбрались из мрачного сырого склепа, в котором уже готовились умереть так и не увидев света. С наслаждением я вглядывалась в лица здешних людей – и все они казались мне похожими на ангелов. Наверное, я была под воздействием некоторой эйфории, но все равно я знала, что мне, как и всем прочим, отныне ничего не угрожает.
Когда наш фраубатальон (точнее то, что им было совсем недавно), ввели внутрь и выстроили на плацу, к нам вышли двое: русский командир, на вид и жесткий и суровый, с горящим взглядом, и полненький живчик падре, перебирающий в руках деревянные четки. Эти двое представляли такой контраст друг с другом, что это не могло не вызывать замешательства. Впрочем, тут прослеживалась некоторая аналогия с теми листовками, где стояли две подписи, которые трудно было воспринимать вместе. Однако это производило своеобразный и довольно сильный эффект: то, что русские, известные прежде своим отрицанием Бога, ныне действуют заодно со служителями Церкви, вызывало безоговорочное доверие.
Начал священник. Медленно пройдя вдоль нашего строя и оглядев каждую из нас ласковым взглядом голубых глаз, на хорошем немецком языке он произнес:
– Мои возлюбленные сестры… Меня зовут отец Павел, и я ваш персональный куратор на все время вашего нахождения в этом чистилище. И ничему не удивляйтесь: Святой Престол подписал с господином Сталиным обширный конкордат, по которому мы помогаем большевикам, а большевики помогают нам. Вы у нас первые, но далеко не последние; у следующих будут другие опекуны, а вы – моя персональная забота. Наша задача – не наказать вас и не подвергнуть мучениям, а лишь очистить ваши души от скверны, чтобы в дальнейшем вы стали полезными членами общества. Впрочем, мы с вами еще побеседуем – как на исповедях, так и просто, как говорится, вне моих служебных обязанностей. А сейчас вас ждет баня, медицинский осмотр и сытный обед. Всего наилучшего, мои дорогие фрау и фройляйн; как я уже говорил, мы с вами еще увидимся…
Вот так, с удивительного сообщения о большевистско-католическом союзе, началась моя новая жизнь в фраулагере Шопрон-один…