– Фрау Роммель, – просмеявшись, произнесла она, – вы хоть поняли сами, что сказали? Как будет возможно установить в Германии коммунизм, если все ее жители будут убиты или сосланы в Сибирь? Наша задача, напротив, заключается в том, чтобы, насколько это возможно, сгладить для немцев неизбежные потрясения от резких перемен общественного строя сначала в одну, а потом в другую сторону. Если кто и поедет в Сибирь или еще дальше, так это военные преступники и проповедники разных человеконенавистнических идей…
Люси смотрела на нее и хлопала глазами, нервно поправляя выбившуюся из-за уха прядь волос. Губы ее то приоткрывались, то снова смыкались – так, словно она хочет что-то сказать, но опасается. Манфред же смотрел на русскую «фрау офицера» с любопытством и благоговением.
– Дорогая… – сказал я, воспользовавшись паузой, – позволь представить тебе госпожу Нину Антонову. Кроме того, что она очень большое начальство, определяющее позицию русских на европейском направлении, она есть живое доказательство существования Всевышнего, ибо кто иной, кроме как сам Господь, мог забросить ее с товарищами из начала двадцать первого века в наши времена… Да, она из так называемых «старших братьев», которые вершат историю с такой бесцеремонностью, будто переставляют в доме мебель.
– А вы, фрау Роммель, все же прочтите эту бумагу, – сказала госпожа Антонова, и в ее глазах снова заблестела сталь. – И больше доверяйте своему мужу: он у вас настоящий умница, а вы обращаетесь с ним как с каким-нибудь ребенком.
Тут Люси наконец-то обратила внимание на то, что в ее руке зажаты какие-то бумаги. Близоруко щурясь, она принялась их читать. По мере того как она пробегала глазами страницу за страницей, выражение ее лица менялось, морщины на лбу разглаживались… пару раз, удерживая бумаги в левой руке, она даже осенила себя крестным знамением, помянув при этом Деву Марию. А ведь в Германии последние несколько месяцев такой жест на людях, пожалуй, мог стоить ей жизни.
Закончив читать, она вернула мне бумаги. Затем она некоторое время прокашливалась, а затем, глубоко вздохнув, сказала:
– Ну что ж, Эрвин… раз так, то, выходит, ты поступил праведно. Если господа русские большевики больше не собираются враждовать с католической церковью, то и церковь, в свою очередь, не должна враждовать с ними. Христос был против всякой лишней враждебной суеты и человекоубийства. Но при этом… – она бросила быстрый взгляд на фрау Антонову, – при этом остается вражда русских большевиков и Германии. Я знаю, что немецкие солдаты с излишней жестокостью относились к русским в те моменты, когда счастье было на нашей стороне, и я не верю, что никто из победителей не захочет отомстить беззащитным немецким женщинам и детям…