Всю оставшуюся дорогу я пытался сосредоточиться на работе, вот только в голову лезли совершенно не те мысли.
Например как та, почему я так сильно разозлился, едва увидел Ульяну с Давидом. Стоило мне оставить помощницу всего на пять минут, как вокруг нее тут же стал виться ушлый еврей. Еще и в шатер отвел. Руки ей лобызал…
Я так гневно стукнул по клавише “Enter”, что она мгновенно залипла и принялась ставить один за другим сотню абзацев. Пришлось побить клавишу еще раз и с не меньшей силой. Правда, в голове отчего-то была картина, как я выбиваю Фельдмана из жизни Ульяны.
Вот же бред какой.
Я повернул голову в сторону Рыбкиной и попытался здраво рассуждать.
Вот что в ней такого? Симпатичная? Возможно. Умная? Временами очень даже. Фигура опять же чудесная, а главное личность Уля непосредственная. Что на уме, то на языке. Причем очень остром языке.
Я мог сколько угодно напоминать себе, что Рыбкина мой работник и что у нее нет пола. Вот только мужчина во мне явно видел в ней женщину. Причем очень привлекательную.
Даже сейчас я ей откровенно любовался.
Спит расслабленно, черты лица разгладились, очки немного сползли, так что хочется поправить. А еще она улыбается и немного морщит курносый нос. Похоже, Ульяне что-то снилось, и судя по лицу, это был либо миллион долларов, либо очередная сотня купальников на выгуле.
Мне определенно нужно было взять себя в руки и отвернуться, но я как последний идиот продолжал изучать черты ее лица. Из этого состояния меня вырвало звуковое оповещение пришедшего письма на e-mail.
Давид!
Кажется, я даже заскрежетал зубами от мысли, что его в последние дни вокруг слишком много и еще больше будет в ближайшую неделю. Если бы не работа и важность съемок для Макса, я бы уже нанял транспорт и вместе с Ульяной ехал в Тель-Авив, но вместо этого пришлось открыть послание.
“Мой друг, на всякий случай напоминаю: сегодня в восемь приглашаю тебя и Ульяну в дом моих родителей. Они живут в Эйлате и любезно согласились предоставить нам плацдарм для обсуждения дел в спокойной обстановке. К посланию прилагаю адрес…”
Письмо я свернул, потому что уж слишком велико было искушение его “случайно” удалить. Что за мальчишество? Веду себя словно школьник, у которого соседка по парте может пересесть к другому одноклассницу.
В этот момент меня накрыло осознанием, что я ревную.
Вот так резко, как лавиной оглушило.
Кажется, так называется чувство неконтролируемой и необъяснимой ярости, которую испытываешь в отношении мужчины, который проявляется знаки внимания к твоей женщине. Вот только Рыбкина не моя. Точнее моя, но только помощница, а не женщина.