Между тем все обстояло не так просто…
Будущее рисовалось Эстер в самых мрачных тонах. Она считала, что не обладает ни умом, ни талантом, ни красотой своих старших сестер, так что ее надежды как можно раньше вырваться из дома и начать самостоятельную жизнь практически сводились к нулю.
Приставания Рамиро, мужа матери, повергали ее в неописуемое отчаяние.
Если бы Эстер могла взглянуть на эту ситуацию со стороны, она нашла бы ее не столь ужасной для себя; в чем–то даже смешной и нелепой, но уж никак не непоправимой.
Но Эстер была еще очень молода и не могла вырваться из круга своих переживаний. Ее положение казалось ей совершенно безысходным.
Во–первых, она невыносимо страдала за мать.
Если б сестры, занятые своими делами, и младшие братья, погруженные в свои, могли видеть то, что видела она, — бесконечные попойки Рамиро, которые позже он объяснял своей жене необходимостью наводить контакты с якобы нужными людьми, которые вот–вот приищут ему работу, его грязные преследования, о которых она не могла рассказать матери, зная, что та ни за что в них не поверит и сочтет бреднями. Между тем не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться, что Рамиро просто использует Консуэло, что она ему глубоко безразлична, что он в любую минуту готов отдать предпочтение первой попавшейся юбке. Мать Эстер была унижена, как ни одна женщина на свете, но совершенно не понимала этого. Она жила в каком–то выдуманном мире с выдуманными персонажами, среди которых как гора возвышался ее герой — Рамиро, в которого она верила и которого в силу свойственного ей идеализма считала оплотом семьи.
Во–вторых, Эстер постоянно опасалась за саму себя. Одна мысль о Рамиро, о его липких взглядах и многозначительных смешках вызывала в ней такое отвращение, точно она была окружена мерзкими гадами, пауками, крысами, которые вот–вот могли наброситься на нее. Она панически боялась оставаться с отчимом наедине, а он специально искал такого случая, то и дело отпуская в ее адрес многозначительные шутки и намеки. Дошло до того, что девушка стала опасаться, что в один ужасный день не сможет дать ему отпор и он ее изнасилует.
Предчувствие этого ужаса преследовало ее каждую минуту, но врожденное чувство стыдливости мешало ей поделиться своими страхами хотя бы с сестрами, которые, на ее беду, все еще считали Эстер малышкой.
Единственным человеком, в котором она могла видеть защиту и опору был Артуро.
Она боялась признаться самой себе, до какой степени он был дорог ей. И не понимала Габи, которая, вместо того чтобы броситься Артуро на шею и ответить на его любовь, навязывала ему роль друга детства.