—Вернее, с чертом, — поправил его Бейби.
Ничего не добившись от матери, которая на все ее вопросы отвечала одними лишь безудержными рыданиями, Габриела полетела к Артуро, с тем чтобы раз и навсегда положить конец каким–то тайнам и недомолвкам, которыми пытались оплести ее, как паутиной, самые близкие ей люди.
Артуро со страдальческим выражением лица открыл ей дверь. В другое бы время Габриела не решилась быть с ним до конца откровенной, боясь причинить ему боль, но сейчас ей было не до церемоний.
—Я понимаю, тебе это неприятно слушать, — горячо начала она, — но я люблю Рикардо, и с этим ничего не поделаешь… Ни ты, ни мама, никто на свете не может мне запретить эту любовь…
—Ты не можешь любить его, — глухо отозвался Артуро.
—Это почему же? — наступала на него Габриела.
—Я скажу тебе… Ты должна знать, кто такой Рикардо Линарес…
—Все, что мне нужно, я о нем знаю! Я знаю, что он сын человека, который смертельно обидел мою маму, но что мне до этого?
Глаза Габриелы горели яростным огнем, и Артуро, глядя на нее, ощущал острую жалость к ней — одно его слово могло погасить этот огонь, и он боялся его произнести. Как ужасно, что этот тяжелый долг Консуэло переложила именно на его плечи, на плечи человека, любящего Габриелу больше собственной жизни. Но молчать было невозможно.
—Дело в том, что твоя мама не все тебе сказала… Двадцать три года тому назад она забеременела от Линареса и родила дочь…
—Дочь?! — от смутной догадки у Габриелы пересохло в горле. — И где же она, что с ней случилось?
—Она здесь, — выдохнул Артуро, — она передо мной. Ты — дочь сеньора Линареса, а Рикардо — твой брат!
Габриеле показалось, что земля качается у нее под ногами.
—Нет, не может быть! Ты лжешь! Просто ты и мама — вы оба хотите разлучить нас, — пролепетала она побелевшими губами.
Артуро медленно покачал головой.
—Нет, Габи, к сожалению, это правда. Рикардо — твой брат.
Консуэло после ухода дочери продолжала сидеть на кухне в каком–то оцепенении, не в силах стряхнуть его с себя и приняться за домашние дела.
Мимо нее, согнувшись, закрыв лицо волосами, прошла Эстер. Что–то в позе дочери показалось Консуэло подозрительным, и она окликнула ее:
—Эстер!
Девушка вздрогнула и хотела было выскользнуть вон, но передумала и, откинув волосы с лица, обернулась к матери.
—Боже мой!
Консуэло увидела кровоподтеки на лице дочери. Ей не надо было объяснять их происхождение.
Она бросилась к мужу.
—Это ты сделал, Рамиро, ты, ты! Я тебя предупреждала, не смей дотрагиваться до моих детей!
—Знаю, знаю, — нахально заявил Рамиро, — сейчас ты мне устроишь сцену, выгонишь из дома, а позже будешь бегать по всему кварталу и разыскивать меня..: