Маша аж встрепенулась, словно стряхивая с себя одурь:
— Где я?
— Всё там же, — пробурчал от пулемёта Тищенко. — Давай, вылезай, нам некогда.
Девушка опасливо сползла с потёртого сиденья из кожзама и лишь вздрогнула, когда машина отъехала.
Глаза сухие, но видно, что её опять вот–вот начнёт трясти.
— Спокойно, Маша, я Дубровский, — блин, вот нафига мне это, а? — Пойдём, там тебе всё расскажут. Врачи там есть, психологи тоже. И, кстати, патрон отдай. Мне за него отчитываться.
Глаза девушки расширились, и она только сильнее сжала кулачок.
— Ладно, не хочешь — оставь себе.
Отбрехаюсь как–нибудь. Да можно и правду сказать, потом спишем расходник… Ну как её заставить реагировать–то, а? Так и будем стоять? Славик мог бы и ко входу подвезти, там бы дежурные помогли…
— Я умерла? — наконец выдавила из себя девчонка. — Это… ад?
В корень зрит. Хотя…
— Если сейчас пойдём вооон к тому дому, — я кивнул на здание городской управы, едва видное из–за разросшихся деревьев, — я тебе кратко всё расскажу. Согласна?
— Согласна, — сказала обречённо, словно в воду бросилась.
Я перешагнул через лужу — дорога подсыпана щебёнкой, но в колеях после дождя вода всё равно собирается. Подал руку:
— Давай сюда… Какой сейчас год?
— Две тысячи семнадцатый…
— Ну вот. Год тот же, а мир другой. Как это… параллельный.
— Так разве бывает?
— Бывает, только не все верят, — машинально ответил я фразой из мультика, и увидел, как она вздрогнула — значит, тоже смотрела. — Бывает, увы…
— И… как же так? Что должно произойти, чтобы всё стало… таким?
— Ядерная война, — просто ответил я. — Тридцать с лишним лет назад. Питера, Москвы, других крупных городов просто нет. Этот городок сохранился — по нему не было ракет.
— Я не маленькая, читала про ядерную войну, — почти спокойно сказала девчонка, перешагивая своими испорченными кроссовками через полосу грязи. — Те, по которым вы стреляли — мутанты?
— Нет. Нет… Хуже — нечисть.
— Как так?
— А вот так… Похоже, никто такого не прогнозировал. Всемирный катаклизм, одновременный массированный ядерный удар по половине земного шара. Как я понимаю, смоделировать такое невозможно — особенно тогда, в восьмидесятые. Что–то где–то сместилось, то ли связи между реальностями порвались, то ли ещё что… В этот мир хлынула нечисть, так что сейчас тут смесь постапокалипсиса, — девчонка удивлённо воззрилась на меня, явно услышав знакомое слово, — …и страшных сказок на ночь. За три десятка лет что–то устаканилось, что–то нет. Люди — живут. Но только в таких вот цитаделях, про одиночек за стенами мало что слышно.