– Вот! Именно так и жили в древности. А потом люди всё начали усложнять, следовать своим страстям, утратив простоту, и всё стало портиться.
– И это было неизбежно. Потому что там, где всё общее, не может быть достатка. Как только появляется избыток чего-либо, тут же появляются желающие присвоить его себе. И присваивают. И начинается расслоение – одни становятся богаче, другие беднее…
– Говорят, что на южных островах, откуда привозят экзотических птиц и розовое дерево, в избытке плодов, но местные дикари живут в бедности…
– Ключевое слово – в бедности, ваше высочество.
– Однако они как-то могут сохранять свою бедность.
– И своё дикарство. Там ведь нет государств, не так ли?
– Нет. Они живут племенами. Как горцы за западными перевалами.
– Вот то-то и оно. Считать всё общим могут дикари. Но… – я немного подумала, как сформулировать свою мысль, если я не знаю, как по местному будет «общество» и «частная собственность». – Как только люди перестают быть дикарями, они начинают считать своё имущество – только своим. И стремиться к его преумножению. Тем или иным способом. И появляется необходимость в законах, которые ограничивали бы эти способы. Не грабежи появились от того, что возникли законы, а законы возникли, когда появились грабежи!
– Ты говоришь совсем как легисты, – Тайрен придвинулся ближе и опустил руку в воду. – Твой учитель, часом, был не легист?
– А кто это, ваше высочество?
– Философы, которые утверждают, что человек дурён по самой природе своей, и заставить отказаться от зла его можно только твёрдым надзором и жестокими наказаниями.
– Жестокости я не люблю. Так что я не легист.
– Но ведь ты утверждаешь, что воровство и разбой в природе человека, разве не так?
– Но и милосердие, и щедрость, и сострадание – тоже в природе человека! Человек – существо противоречивое. Он может быть и хорош, и дурён. И это может быть один и тот же человек.
– То есть наказывать не надо?
– Почему же, надо, но во всём следует соблюдать меру. Не надо относиться к человеку как к преступнику, пока он ещё ничего не совершил. Подавляющее большинство людей всё же не преступники. Но и искушать вседозволенностью тоже не стоит.
Я сделала паузу, ожидая очередного вопроса, однако принц молчал. Я подняла взгляд. Тайрен смотрел на моё лицо, точнее сказать – на мои губы. И меня как-то внезапно бросило в жар, когда я увидела этот горящий взгляд.
– Вседозволенность… Преступления… – проговорил Тайрен. – Небо, на какую ерунду мы тут время тратим!
Он внезапно, рывком прижал меня к себе и крепко поцеловал. Так внезапно, что все мысли вылетели у меня из головы, я смогла только испуганно упереться ладонями ему в грудь в инстинктивной попытке вырваться. Ага, чёрта с два. С таким же успехом можно было разжимать объятия каменной статуи. Он просто продолжал меня целовать и разжал руки, лишь когда я издала протестующий звук. Я поспешила отодвинуться, больше не обращая внимания на льющуюся рядом воду.