Господин Рюдзи Сато смотрел на своё отражение в мониторе только что погасшего компьютера. В глазах азиата была видна лёгкая грусть, а в волосах — седина.
Семьдесят два года. Столько было отмерено ему природой — довольно мало, но он с детства отличался слабым здоровьем. Семьдесят два, ровно три раза по двадцать четыре.
В самом начале — давно, когда он только овладел своей способностью — каждый час добавлял ему три года жизни. Его это устраивало. Детские годы, приятные, но наименее полезные в бизнесе, уходили ночью, к полудню ему было уже тридцать шесть, а в полночь, в свои законные семьдесят два, он умирал, чтобы переродиться снова.
Он мог бы гордиться собой. За всю историю были известны только трое мастеров, что овладели техникой Фэнхуан. Возможно, были ещё и те, кто скрывал её, но для этого им пришлось бы жить отшельниками или идти на невообразимые хитрости, изображая целую семью в одном лице.
Но пару лет назад… порыв гордыни, решение, созревшее, когда он понял, что полностью управляет энергиями тела, так, как никогда раньше. Он попытался кое-что изменить в технике, привнести свою, новую нотку в великое изобретение мастеров прошлого. Он попытался сделать так, чтобы его годы шли неравномерно. Молодость протекала бы дольше, а затем старость накатывала бы быстро и стремительно, за пару часов до полуночи.
Глупец. Можно повернуть стрелки часов, но нельзя заставить время идти быстрее, даже если очень спешишь. Эксперимент сорвался, показывая, что какими бы средствами он не обладал, что бы о себе не думал, есть вещи, с которыми нельзя шутить.
Молодость продолжила протекать точно так же, как и прежде. Зато старость теперь приходила раньше… и сильнее. С каждым днём он находил у себя седые волоски на минуту раньше, чем вчера. Настанет момент — не через год, не через два! — когда он начнёт рождаться уже седым.
А вечер и вовсе превратился для него в пытку, показывая, что прежде он не знал настоящей старости, её хриплого дыхания, скрипа её застарелых костей, боли, которую принимаешь как данность. Он вновь старел каждый день — но если часы молодости длились как и прежде, то часы старости прибавляли ему уже не по три года жизни, а по пять. Девяносто лет ощущаются совсем не так же, как и семьдесят, особенно если ты к такому не привык.
Старый, самонадеянный дурак. Или нет? Укротит ли он когда-нибудь свой дух настолько, чтобы всё же добиться цели, оставаться вечно юным, лишь на минуту в день старея и умирая?
Господину Сато было странно, что после своего провала он всё ещё думает о таком, но… он думал. Думал и продолжал искать варианты.