— Развлекайся, — звук шлепка. — Она тебе не откажет, правда, шлюшка? Нам тут ждать не меньше часа.
— Я, — голос Кати пытается быть не совсем уж дрожащим, — сахар вам положу? Сколько ложек?
— Положи, положи, — усмехнулся главный. — Две ложки, и перемешай хорошо. Сделаешь хороший чай — и мы к тебе будем потом добрее.
Вот же… можно подумать, при тех зарплатах, что у них, они не в состоянии пойти в приличный бордель. Но дело ведь не в сексе, так? Дело в желании взять что-то силой, унизить, доказать.
Катя послушно звенела ложками, то ли не осознавая, что её тактика «быть послушной девочкой, и тебя не тронут» не работает, то ли убеждая себя в обратном.
Или… работает? Я поглядел на её отца. Избитый, окровавленный, тот ничего не говорил, только тихо скулил и уползал в свою комнату. Вот и вся его бравада, а с дочерью пусть делают что захотят.
С её же точки зрения, всё работает правильно. Если она будет послушной — что бы они с ней не творили — то ей не причинят боль. Идеально, и так оно и случится.
Сначала хостел с Пашей и его «товарищами по хобби», затем это. Почему мне начинает казаться, что всё наше общество делится на хищников и жертв?
А главное, как бы мне не хотелось держаться в стороне от этой по-животному жестокой схемы, едва ли у меня это получится. Вот даже сейчас мой выбор прост. Сдохнуть, так или иначе — а я не сомневался, что корпорации прикончат меня сразу, как я перестану быть им нужен — или…
Лёгкий толчок вперёд. Еле заметный, такой, чтобы скабрезничающие с Катей и ржущие амбалы ничего не заметили. Они расслаблены, это хорошо. Они не ждут подвоха. Пока. Но они профессионалы своего дела, и не стоит забывать, как главный мигом забыл все шуточки, когда было нужно.
Ещё толчок. Это чертовски больно — ползти на разбитых костях, особенно наваливаясь на них всем весом, чтобы сидящие рядом ничего не заметили. Но кое-что я всё же мог сказать точно — если я этого не сделаю, будет куда больнее. Подползать вплотную мне не нужно — только на расстояние, с которого я смогу быстро коснуться лежащего на полу тела; главное — удержаться и не издать ни звука по пути…
— Эй, сучка! — сзади раздался хмыкающий голос одного из амбалов. — Неси аккуратнее, а?
Короткий, тихий вскрик Кати и звон упавшей чашки. Что сейчас произошло? Она правда выронила чашку — или амбал выбил ту из её руки, чтобы понаблюдать, как та будет оправдываться?
Кажется, второе.
— Э! — в окрике столько насмешки, что можно открывать своё стендап-шоу. — Куда пошла?
— Я налью новую… — Катя говорит так тихо и робко, что её с трудом слышно.