Амазонитовые глаза встретились с серыми.
– Айла, я… – Доминик предпринял попытку всё объяснить.
– Не смей!
Последовал ещё один удар. Доминик поднялся на локтях и плюнул на пол кровью.
– Послушай… – Он приподнялся, встав на колени.
– Что послушать?! – закричала Айла. – Ты всё это время рядом был, в глаза мне смотрел, улыбался! Мы же вместе… – Дрожащая рука указала в сторону города. – «Сердце Чарны» – твоя пушка… Твоя! Я видела пули. Пуля из головы Рэда точно такая же, что вынули из тела моего отца! Скажешь, нет?! Ты стрелял в них обоих! Ну скажи, что это был ты!
Айла смахнула с бледной щеки слезу. Глаза всех свидетелей были направлены на капрала. Подполковник тихо ухмылялся.
– Айла…
– Ты?
– Да, я, – сознался Доминик, не веривший в то, что когда-нибудь ему придётся ей в этом признаться. – Я стрелял.
Айла засмеялась.
– Чего она смеётся? – зашептали невольные свидетели открывшейся правды.
– С ума сошла.
– Ой-ёй, бедная девочка.
– Я так и знала, – давилась смехом Айла. – Знала с самого начала. Знала, что нельзя тебе верить! Всё, всё, что случилось после смерти отца, всё – твоя вина. Твоя вина!
Доминик молча наблюдал, как согнувшаяся напротив него в три погибели плачущая девушка сходит с ума. Её безумие вдруг стало столь очевидным, что бросалось в глаза. Будто где-то глубоко внутри неё лопнула та тонкая нить, которая всё это время удерживала Айлу от падения в пропасть. Даже её взгляд изменился. Секунду назад в нём была растерянность, гнев и тень надежды, а теперь её глаза были черны, как две могилы, на дне которых в этот момент умерла та растерянная девочка, которую он когда-то вывел из Пустоши.
– Айла, ты знаешь не всё.
Но она его не слушала.
– Надо было дать тем патрульным из Сектора 7 разбить тебе голову и оставить подыхать!
Он не сказал Айле, что со спины на бесшумных подошвах к ней подкрадывается санитар.
После укола успокоительного в шею она снова засмеялась. Только теперь смех её был тихим, низким, похожим на рокот, который слышится под землёй перед землетрясением.
Снотворное подействовало быстро. Веки её отяжелели, перед глазами всё стало мутным и серым, как образы, проступающие сквозь грязное от копоти окно.
Уже теряя сознание от сонливости, она упала, как сломанная, и стукнулась бы головой об пол, но Доминик успел её подхватить и аккуратно уложил, подставив ей под затылок ладонь.
– Вот оно какое – чувство вины, – цокнул языком подполковник, глядя, как нежно капрал гладит ньети Адлер по голове, будто убаюкивая. – Доложите Авроре.