Пояс отчуждения (Соболевская) - страница 2

– Не помню такого.

– Конечно, ты же даже не проснулась.

– Это откуда? – спросила Айла, взяв из вазы два сочных апельсина.

– Сторговался с начальником. Отдал ведро угля.

– Они не меньше трёх стоят.

– Я умею убеждать.

– Что ты ему продал?

Кай поджал губы. Сестра всегда знала, когда он врёт.

– Отцовский портсигар, – ответил он, уткнувшись в тарелку. – Он ещё на зажигалку позарился. Но я не отдал.

– Могло быть и хуже.

Парень улыбнулся.

– Ты лучше ешь.

Айла взяла нож и разрезала один из апельсинов пополам. От сочного цитрусового запаха сразу засосало под ложечкой.

– Откуда у тебя вообще взялся уголь? – спросила Айла, отправив в рот сочную кисло-сладкую мякоть.

– Оттуда же, откуда и всё остальное.

– Воровать плохо, ты знаешь?

– Если мы не говорим о людях, чьи рожи вот-вот треснут от жира. Мне на неделе выпали смены с самым вредным дежурным по порту. Он скорее повесится на своих подтяжках, чем даст грузчику утащить домой хотя бы одну картофелину или кабачок для «Мэссив Генетик». Придётся снова воровать обед из столовой.

– Ты бы лучше сам ел. Я-то в кабинете сижу, а ты таскаешь тяжелющие ящики.

– И что? Тебе в обед дают одни чёрствые булки. Министерство продовольствия ещё называется.

– Я младший сотрудник, мы все так едим.

– Неправда. Они относятся к тебе как к дерьму.

– Сам знаешь, почему. Я привыкла, и ты привыкни.

Кай фыркнул.

– Ты целыми днями регистрируешь продовольственные карты. Скажи, если бы не камеры, ты бы украла хотя бы пару золотых?

Айла задумалась.

– Наверное. Хотя проще было бы съездить охраннику по роже во время досмотра, когда лезет своими лапами куда не надо, – села бы на двадцать суток. Говорят, в тюрьму поступают только серебряные карты. Хоть поела бы нормально.

– Сволочи.

– Сколько на нашей осталось?

Кай достал из кармана синюю карточку с чёрными квадратными полями.

– Восемь.

– Негусто.

– Хватит на батон и десяток яиц. До понедельника дотянешь.

Айла молча заскребла кусочком хлеба по тарелке. Кай знал, что такое молчание сестры не значило ничего хорошего, но промолчал.

Настенные часы пробили девять. За окном зазвучала громкая торжественная музыка, которая служила неуместным контрастом унылой обстановке за окном и в доме. Им следовало бы встать, но брат и сестра выслушали гимн сидя. Из невидимого динамика раздался красивый раскатистый мужской голос:

– ПИРАМИДА – ЭТО НАДЕЖДА. «ТРЕАНГУЛ» – ЭТО СИЛА. СТЕНА – ЭТО МИР.

Голос замолчал, как и музыка.

– Пора, – выдохнул Кай, взглянув на светящийся циферблат настенных часов, и взял сестру за руку. – Ты как?

Он был старше её всего на десять минут, но всё равно считал себя её покровителем.