– Бросили своих? – презрение в голосе скрывать не стал. Не хотелось.
– Почти, – буднично согласился Петрович. – Когда в прорыв пошли – начал работать принцип «каждый сам за себя». Не уйти пёхом от обученных спецов. Никак. Я это изначально понимал и надеялся исключительно на удачу. И честно всех предупредил. Кто согласился – шёл на свой страх и риск.
– А вы им рассказали, что пойдёте в другую сторону?
– Нет.
Вроде бы и простое слово прозвучало, всего три буквы, но сколько же в нём было... всего. Перед глазом проносились картины испуганных до ступора женщин, плач детей, проклинающий меня мужчина... А причина их горя сидит передо мной. Пьёт водичку, вспоминает былое...
Как не убил – сам не понимаю.
На этом расспросы прекратил. И так понятно – поинтересуйся я мотивами – и на меня выльется целый поток неоспоримых доводов, логических построений, неприятных, суровых фактов, обеливающих говорящего. В этом Петрович мастер. Всю жизнь людям про светлое будущее втирает. Поднаторел.
Без шелухи понятно – пойди дедок вместе со всеми, его бы в два счёта поймали. Выпутывался, как умел. Жить все хотят, несмотря ни на что.
Помалкивал и Фоменко, снова посматривая вверх.
Мы будто договорились негласно, пропустив эмоциональную, но ненужную часть нашей беседы. Я – догадался об его истинных мотивах, Фоменко – изначально знал. Судилище излишне. Оно ни к чему не приведёт.
Через минуту, посчитав приличествующую моменту паузу оконченной, старый хрен снова меня удивил.
– А ведь ты кого-то потерял... Там, на севере. Слишком нервно ты себя повёл, когда я про яд рассказывал... Женщину?
При упоминании таких недавних событий комок подступил к горлу.
– Вам... какое... дело?.. – Ольга и Бублик словно рядом встали.
– Значит женщину... Плохо это, знаю... Любишь, любишь... раз – и нету. Кусок себя теряешь.
В издёвку над нами, где-то в зелёной, успокаивающе-шумящей кроне высокого дерева разразился своей певучей трелью соловей. Долго выводил, переливчато, с наслаждением. Не выдержав, я схватил «огрызок» и выстрелил в воздух. Не целясь, просто для шума, чтобы заткнулся. Помогло. Глупая птица умолкла.
– Зря, – укорил Фоменко. – Душевно пел. О красивом. Про обозначение места наших посиделок и упоминать не стану. Дурак... Хорошая была?
– Да...
– Сочувствую, – как мне показалось, искренне, проговорил он. – Достойная женщина в любой эпохе редкость, а сейчас – почти фантастика. Мало их. И нас мало.
– Вы это к чему?
Лицо старика сморщилось, точно сушёный гриб. К знакомым морщинам добавились новые.
– Работа у меня для тебя есть, Витя. Нужная, полезная... Со стопроцентной предоплатой. Если прекратил горевать – расскажу.