Он говорил вроде спокойно, но было в его голосе что-то такое, от чего я невольно поежилась.
— Не пойдет. Ты же говорил, что, когда я прихожу, солнце светит.
— Да? Не помню, — сказал парень, но все же одним кошачьим движением вывернулся из-под мокрых веток и присел на пожухлую траву рядом со мной.
— Видишь, нет дождя, — озвучила очевидное я.
Мне было совершенно не ясно, как вываливать на парня откровения, которыми нагрузила меня прабабка. И в то же время я буквально нутром чувствовала, что ему нельзя здесь больше оставаться. Несуществующий лес умирал. Можно было бы назвать это осенью, но что будет, когда придет зима?
— Вижу, — кивнул он, слабо улыбнувшись. — Тебя и небо и лес любят.
— И тебя любят.
— Наверное. — Он то ли равнодушно, то ли безнадежно пожал плечами. — Раньше я гулял там. Теперь не пускает.
— Кто?
— Лес. Он больше не пускает меня к себе. Я сделал там что-то плохое. — Голос Роса упал почти до шепота, а руки словно сами собой зябко обхватили плечи.
— Ты не сделал ничего плохого! — воскликнула я.
— Сделал! — Парня начала бить крупная дрожь.
Не осознавая, что делаю, я потянула его к себе, пытаясь согреть.
— Нет. Ты ошибаешься.
— Да? — Его лицо на мгновение осветилось надеждой, но лишь на мгновение. — Нет! Я знаю! Я убил ее! Не трогай меня! Отойди!
Он вырвался и отскочил назад, врезавшись спиной в мокрые еловые лапы.
— Рос, я…
— Не подходи! Я — зверь! Я опасен! — выкрикнул он, вжимаясь в колючие ветки. — Я не хочу навредить и тебе! Уходи!
— Да нет же! — воскликнула я.
Но парень словно не услышал. В его глазах плескалась откровенная паника. И постепенно она же завладевала и мной. Поляна умирала. Лес, судя по тому, что Рос больше не может туда ходить, уже умер. Что будет, когда погибнет весь этот несуществующий островок? Дрожащее от нестерпимого холода тело, бесконечно умирающее в сугробе под высохшей елкой? Или тогда он все же умрет окончательно? И что будет с Васькой? Тысячи вопросов роились в моей гудящей голове, и я понимала, что знаю ответы.
Что мне подсказывало, интуиция или знания из какой-то прежней жизни? Неизвестно. Но я знала, что когда исчезнет несуществующее убежище, исчезнет и человеческая ипостась Роса. Не уйдет на Серые тропы, чтобы переродиться где-нибудь еще, — просто исчезнет навсегда. Васька превратится в обычного кота, а когда истощатся наговоры Яги — в одомашненную рысь и даже говорить в конце концов разучится.
Меня передернуло, и я, не обращая внимания на ледяные капли, посыпавшиеся с хвои, рванулась к забившемуся в самую гущу веток человеку.
— Рос, выслушай меня!