Нианзу, которого вновь стало видно после того, как осела пыль, всё так же невозмутимо стоял, глядя перед собой, нас он видел разве что периферическим зрением.
Блин, а ну как это — провокация?! Я легко мог спалиться во время той драки возле торгового центра. Камеры на парковках, люди со смартфонами. Что если этот Юн — марионетка Нианзу, и он пытается вынудить меня проявить свою избранность?
Юн, будто решив окончательно убедить меня в правильности догадки, рубанул ладонью воздух. Моё изменившееся зрение выручило и в этот раз. Я увидел зеленоватый веер, разлетающийся от руки Юна. Тонкий и, наверное, острый веер стремительно рос, приближаясь ко мне.
Я прыгнул вперёд, сделав в воздухе сальто. Веер прошёл подо мной. Выходя из прыжка, я перехватил флаг, и древко с хрустом ударило Юна по темени. На себя, вперёд — и торцом Юну прилетело куда-то в лицо. Он отшатнулся, не удержал равновесия, споткнувшись о куски трибуны, которую сам же и разворотил.
Юн упал, опрометчиво выполнил кувырок назад, через кучу всякого острого и опасного дерьма. Вскочил уже на ступеньках, едва не полетев вниз — это точно если бы не прикончило его, то оставило бы на память пару-тройку переломов, положив конец участию в турнире. Если, конечно, Юн вообще участвует в нём на общих правах — я в этом почему-то всё больше и больше сомневался. Маска порвалась, повисла на одном ухе, и Юн сорвал её злым движением избалованного ребёнка. Причёска превратилась в нечто, мгновенно приравнявшее лучшего ученика закрытой частной школы к оборванцу из банды Вэньмина. Лицо выражало гремучую смесь из злости, обиды и недоумения.
Я, не двигаясь с места, сделал «вертушку», чуть замедлив движение в конце. Знал, как это выглядит со стороны. И Юн повёлся. Он резко присел, пропуская над собой несуществующий удар. Я прыгнул, использовав эту заминку для того, чтобы резко сократить расстояние. Юн сообразил, что его развели, но слишком поздно. Я заехал ему локтем в лицо, тут же добавил ребром ладони по горлу, с удовольствием услышав хрюкающий звук.
Пинком я должен был переломать ему рёбра, пробить ими лёгкие. И — всё, про Юна можно было бы забыть, но тут перед глазами у меня сверкнула белая вспышка. В следующий миг я понял, что лечу. А ещё мгновение спустя с криком упал спиной на что-то жёсткое, даже не успев понять, что это. Надо мной появился Нианзу. Всё с той же невозмутимостью на лице он занёс руку. Ладонь была прямой. Её окутывало невидимое для остальных, непосвящённых, белое сияние. В центре ладони оскалил зубы, приготовившись к прыжку, белый тигр.