Вот так меня разжаловали из комсомольцев. Что я испытывал в этот момент? Понятно, ничего хорошего, но больше всего переживал по поводу того, как я преподнесу эту новость маме.
— Макс, извини, что я не проголосовал против твоего исключения, эта же грымза меня и так со свету сживёт.
Я и не заметил, как рядом со мной, медленно бредущим по коридору, оказался Серёга.
— Не переживай, — успокоил я его, — на твоём месте я бы тоже, может, не полез в бутылку, ты и так воздержался, а это уже само по себе немало значит.
На самом-то деле я бы, конечно, полез в бутылку, да ещё как полез. Но Серёга и в самом деле показал характер, зная, что злопамятная Фролова ему это так просто не оставит.
Дома я ничего не сказал. Вот просто не смог из себя выдавить. А чтобы мама не ужаснулась отсутствию на лацкане моего пиджака комсомольского значка, я его попросту купил в киоске «Союзпечать». По дороге домой будут цеплять, а утром по пути в училище снимать. Рано или поздно мама, конечно, узнает, что меня исключили из ВЛКСМ, и моя задумка казалась глупостью, однако я не мог себя пересилить.
В этот вечер даже прогулка с Ингой после тренировки не могла поднять мне настроения. В итоге она заметила, что со мной что-то не то, и так насела, что я не выдержал и всё ей рассказал. И как только излил душу — мне сразу же стало легче.
— Господи, какая чушь, — прошептала Инга. — Это прост суд Линча какой-то! И это в то время, как благодаря тебе одному училище гремит на весь Союз!
— Ну ты преувеличиваешь…
— Да ничего не преувеличиваю! Так и есть. Кто слышал о твоём, как его там… ТУ-9 до того, как ты появился в его стенах? То-то же… Нет, я этого так просто не оставлю!
— И что же ты сделаешь? — грустно улыбнулся я.
— Узнаешь, — прищурилась Инга, и я понял, что она и впрямь этого так просто не оставит.
Уже в понедельник ближе к концу занятий Фролова с видом оскорблённой невинности вручила мне обратно мой комсомольский билет и значок. Я малость офигел, поинтересовавшись, чем вызвана такая щедрость.
— Нашлись у тебя… защитнички, — процедила она, удостоив меня гневно-презрительным взглядом.
Как я уже узнал позже, Инга тем же вечером передала мой рассказ своему отцу, а Михаил Борисович вызвонил секретаря райкома ВЛКСМ и устроил ему головомойку. Тот, в свою очередь, позвонил Фроловой и тоже морально поимел на тему: «Думать надо, дура, на кого бочку катишь. И вообще, кто тебе дал право принимать такие решения самостоятельно?!». М-да, вот теперь я далеко не уверен, что девица в скором времени перейдёт на работу в райком комсомола, как это случилось в прежней реальности.