— Так, так… Ты, Петр, слышишь? Лежи спокойно, не шевелись и на бок не переворачивайся. Самое главное — покой и неподвижность. Я еще зайду сегодня.
Подождав немного, Иван Петрович закурил папиросу и вышел во двор. Он не знал, куда идти и что делать. Оставить без себя Агафонова доктор боялся. «Умрет, пожалуй, — лезла непрошеная мысль, — с кем же я буду ходить осенью на охоту?»
Побродив по двору, он опять пошел навестить Петьку.
— Вот заменяет меня Афанасьева, а боюсь я на нее оставить парня. Вдруг что-нибудь…
Агафонов лежал по-прежнему вытянувшись, но глаза были раскрыты шире, и смотрел он осмысленно.
— Ну, как дела?
— А что дела… Тошнит.
— Говорить не трудно?
— Нет.
— Кто же это тебя так разделал — Андозеры?
— Не, другие. Ты не знаешь. Из-за девки все вышло.
— Как всегда. Не стоят ваши девки того, чтобы из-за них резаться…
— А ваши стоят?
Доктор улыбнулся.
— Я вообще говорю. Все они не стоят этого. А как же тех-то, захватили?
— Не знаю. Я, как свалился, ничего не помню.
Вошел Моржевцев.
— Вы, Иван Семеныч, знаете, при каких обстоятельствах он пострадал?
— А шут их разберет! Мужик привез его ночью. Подобрал, говорит, где-то на дороге в трех верстах от Андозера. Болтал что-то, будто шли той же дорогой андозерские ребята со свадьбы, были там еще какие-то Ваня Студень и Володя Огурец… В общем, ничего определенно не известно.
— Так. А ты, Петр, помнишь, кто тебя порезал?
— Как не помню! Он сам едва живой ушел.
— Кто же?
— Зачем мне говорить!.. У нас свое дело. Их человек шесть, дери их за ногу, навалилось…
Петька тяжело перевел дух. Его лицо приняло жестокое выражение и еще больше потемнело.
— Вот, поправлюсь ежели, покажу тому… не уйдет. Да, ладно…
Раненый посмотрел в потолок. Его лицо прояснилось.
— Помню, мы в Немецком море потопили пароход, «Изабелла» назывался. Апельсины в Англию вез. Как взорвали его, так — ой-ой-ой! — сколько апельсинов по морю заплясало! Командир разрешил ловить, провизии мало было. Рыбу тоже сами ловили. У немцев сетки такие были на каждой лодке.
— Бредит, — серьезно заметил Моржевцев.
Доктор ничего не отвечал. Но он знал, что Петька не бредит.
Он часто слыхал рассказы Агафонова о его службе на немецкой субмарине.
Многие из русских военнопленных попадали в такой переплет.
У немцев не хватало людей. Предлагали русским службу на английском или французском фронте. Петька согласился и попал матросом на подводную лодку. Топил пароходы у берегов Англии.
Их лодка, как щука, шныряла в морях и несла гибель. У Петьки на руке сохранилась синяя татуировка «U-17»: номер немецкой субмарины.