— Тятя, тону!
Дмитрий прибежал на его крик.
— Зачем тебя туда понесла нелегкая?
Он схватил Степу за ворот зипуна и вытащил на берег. Со Степы струями стекала вола. Полы его зипуна, лапти и онучи были залеплены густым илом. Отец велел ему бежать к Назаровым, пока не закоченел. Сам тоже отправился за ним. Но Степа, залепленный илом, не мог бежать, а плелся медленно.
— У этой речки нет дна, я так и не достал его, — говорил Степа, стуча от холода зубами.
— Не у речки нет дна, а у тебя нет разума: полез в такое время в воду.
— Я не полез, а провалился.
— Вот придешь к Назаровым и объяснишь матери, как попал в воду. Она тебя обязательно об этом спросит и научит ходить по берегу.
— А ты ей не вели, — сказал Степа.
— Чего не велеть? — не понял Дмитрий.
— Спрашивать и учить.
Дмитрий промолчал. Дома о случившемся он рассказал в нескольких словах и часть вины взял на себя.
— Не следовало бы мне посылать его к речке. Он, должно быть, наклонился попить и поскользнулся.
— И вовсе не поскользнулся, — возразил было Степа, но вовремя спохватился и смолк.
Марья качала головой и удивлялась:
— Этот ребенок, Дмитрий, падал не в воду, а где-то узяз в грязи. По шее весь в глине.
— И вовсе это не грязь, а ил. Он на дне речки, — попробовал было Степа поправить мать.
Та грозно посмотрела на него и сказала:
— Вот я сейчас Праксиной мешалкой соскоблю с тебя этот ил, тогда ты будешь знать, куда лезть!
Степа сразу же притих. Он хотел полезть на печь, но мать схватила за зипун и стащила обратно:
— Куда! Раздевайся и разувайся здесь, потом полезешь!
Близнецы катались по лавке, смеясь над Степой. Смеялись и Фима с Ольгой. Степе пришлось раздеваться у всех на виду. Рубашку он все же не снял, она намокла только до половины и совсем не испачкалась в иле. Он лег на горячую печь. Ее сегодня топили дважды — готовили нищу на три семьи. Она истопилась совсем недавно, поэтому воздух, наполненный остатками дыма и едкой горечью, лез в глаза. У Степы от этой горечи пошли слезы. Фима принесла ему поесть. Жалея его, сказала:
— Не плачь, братец, после завтрака постираю твои портки, они быстро высохнут, опять пойдешь на улицу.
— Да я вовсе не плачу, у меня слезы от дыма, — возразил Степа.
Близнецы все еще хохотали, не могли остановиться.
— Не к добру они так хохочут, — охая, проговорила больная бабушка Орина. — Какое-нибудь несчастье накличут.
— Я их сейчас успокою, — сказала Пракся, доставая с полки увесистую ясеневую мешалку.
Петярка и Михал не стали дожидаться, когда тяжелая палка пройдется по их спинам, схватили свои шапки и зипуны и убежали из избы. Убегая, Петярка крикнул Степе: