Вечером, как и задумал, Степа взял с собой на полати валек и спрятал под подушку, с твердым намерением поколотить насмешников. Но ночью он не проснулся. А утром от его злости не осталось и следа. Он спросил у близнецов, пойдут ли они сегодня кататься на лед. Петярка уставился на него крутлыми, как у вороны, глазами и принялся разглядывать его, словно увидел впервые. Степа передернулся, не стерпел и повторил свой вопрос.
Не отвечая, Петярка отвернулся от Степы и сказал Михалу:
— А знаешь, как будем теперь звать этого Топляка?
— Как? — лениво отозвался тот.
— «Стригун»! Видишь, голова у него стрижена.
— У самих-то вас что, не стрижены? — попробовал возразить Степа.
— У нас стрижены, да не как у тебя, без лесенок. Нас стрижет не мать, а всегда отец. Мы с Михалом никогда не кричим, сами даемся. Правда, Михал?
— Попробовал бы у нашего отца покричать, — отозвался тот.
Степа опять обиделся, слез с полатей и решил спать у себя в избе. Пусть там холодно, но никто не будет над ним смеяться. Он умылся и направился было в свою избу.
Мать окликнула его:
— Степа, куда ты? Поешь скорей, и тронемся мы с тобой в Алтышево. Проведаем бабушку.
Степа обрадовался. Теперь он действительно избавится от злых насмешников.
4
Марья со Степой пробыли в Алтышеве три дня. В это время хозяйничала Фима, варила еду отцу и себе, ухаживала за скотом. Дед Охон и Иваж питались у Охрема. Они ставили ему избу. Охрем не думал вселяться в нее в этом году, уже начались морозы, выпал первый снег, следовало хотя бы собрать ее под крышу. Дмитрий работал в своей избе, делал скамейки, настилал полати, прибивал полки. Незастекленные окна пока были заделаны досками. У Дмитрия не осталось денег для покупки стекла. Слишком много расходов было с этим переселением. Он и так не знал, где взять денег. Продавать нечего. Прошлогоднего теленка съели, пока рубили и ставили избу. Хорошо, что ему помогли добрые люди. Дед Охон ничего не взял за работу. Старик Назар с сыном работали лишь за еду.
Как ни морозны были ночи, Дмитрий и старик Охон спали в новой избе на соломе. Ночами на полу жгли костер. Старик Охон доставал трубку, курил и переговаривался с Дмитрием. Разговор их всегда вертелся вокруг житейских дел.
Поглядывая на проемы окон, заделанные тесом и соломой, дед Охон спросил:
— Когда собираешься застеклить рамы? Пора уж. Марья затопит печь, темно ей будет возиться.
— Ничего, дверь приоткроет, все увидит, — ответил Дмитрий.
— Это что же получается? Совсем, что ли, не собираешься их стеклить? — удивился Охон.
— Придется перезимовать в темноте, — сказал Дмитрий, помешивая угли.