— У тебя есть дети? — сменил я тему, чтобы прекратить этот депрессивный монолог. — Чем они занимаются?
— Есть… Старший — в моряках, средний — в солдатах, а младшего Мара забрала, а заодно и двух дочерей прихватила.
— Мне жаль.
— А чего жалеть-то? Чего было, того не воротишь. Двое-то и пожить не успели, померли во младенчестве. А одна — когда сама рожала. И знаешь, что думаю? А хорошо, что так случилось, особенно с теми двумя. Страшен наш мир, очень страшен. Я уже почти пять десятков живу, и такого, скажу тебе, повидал, что и вспоминать не хочется.
«Тебе и пятидесяти нет?» — чуть было не воскликнул я. Томаш никак не походил на человека среднего возраста. На вид я бы дал ему минимум лет шестьдесят.
— Рано нам себя хоронить, — попытался я поддержать его. — Выберемся.
— Помню, отбили солдаты у драконов пятерых девок, — Томаш ударился в воспоминания, не обращая внимания на мои слова. — Жуткое зрелище. После того, что с ними там делали, они все головой двинулись. Четыре бедняжки окочурились, а одна до сих пор возле храма на каталке милостыню просит. Не приведи Диевас попасть к драконам. Да и у кочевников ничего хорошего. Продадут. Город-то наш далеко от застав, а вот деревенским, кто ближе к степи живёт, достаётся часто.
— Что за драконы?
— И про этих не помнишь? Да народец один степной. Вроде и люди на вид, а вроде — не совсем. У них чешуя вместо кожи, которую пулей не прошибёшь. Опасные твари. Не знаю, как их в столицах ваших зовут, а мы драконами кличем.
— Ясно…
Затем Томаш рассказал, как сына забрали в солдаты. Оказалось, тот как-то на рынок пошёл и вербовщиков там встретил. Ну и повёлся на красивые наряды, да на посулы сытой жизни. Тогда как раз время было голодное. И ушёл. Девять лет с тех пор прошло.
— Вот дурак непутёвый, — покачал головой Томаш, — и чо теперь? Муштруют, небось, да шпицрутенами гоняют. И стоит того сытое брюхо?
— А старший?
— Да и старший не умнее. В матросы подался. Тоже мне… Приключений захотел на свою жопу. Вот и получил. Потонет когда-нибудь или на пиратов шахрезидских нарвётся, так и закончит дни свои либо в пасти морского бога, либо в рабстве. Молодец, что сказать! Слушай, кажись, надо будить уже, — внезапно вспомнил Томаш.
Мы растолкали наших спутников и сами отправились на боковую.
Когда я проснулся, в окно уже бил серый утренний свет. Я выглянул на улицу: свинцовое небо висело над землёй, словно желая обрушиться на нас всей свой тяжестью. Шёл снег. Я чувствовал себя разбитым и уставшим. Да и остальные — тоже. Вторую ночь подряд мы спали урывками по два часа. Но, кажется, пока с ума никто не сошёл.