перечитывая классику
Светлым июньским вечером по берегу Большого Царскосельского пруда шел господин лет шестидесяти, то есть не такой уж старый. Но по шагу, по лицу и одежде видно было: как следует поживший и даже прожившийся. Оно и верно: огромную родительскую квартиру в Доме Бенуа на Каменноостровском проспекте он задорого продал и купил меньшую, но в хорошем месте, на Ждановке. Дачу в Комарове потом тоже продал. Полученные деньги тратил просто так, на жизнь. Неделю назад, обтираясь полотенцем после душа и глядя на свой худой, но уже дряблый живот, он вдруг ощутил буквальный смысл слова «проел». Как будто бы вживую увидел анфиладу с лепным потолком, ореховый кабинет, вид из окна во двор; увидел также старую дачу на просторном участке соснового леса, где в углу был маленький, совсем ахматовский прудок с тиной, которая на парчу похожа. И все это пошлейшим образом превратилось в еду, одежду, квартплату, летний отдых, скромную машину – не бог весть в какие роскошества. Потому что зарабатывать как следует Николай Алексеевич – так звали этого господина – не умел, как-то не вышло у него научиться. Наверное, сказалось детство в шестикомнатной квартире, в самом важном доме Петербурга, где живали Киров и Шостакович.
Теперь же Николай Алексеевич затеял продавать свою квартиру на Ждановке и покупать жилье в городе Пушкине. Он рассчитывал выручить некоторую существенную разницу, чтоб хватило еще лет на пятнадцать скромной, но достойной жизни, – а там уж поглядим. А во-вторых, квартира в Царском Селе – это само по себе очень элегантно. Хорошо звучит.
Поговорив с продавцом и обговорив некоторые детали сделки, он решил пройтись по парку.
Со скамейки его громко окликнули на «ты».
Это был его примерно ровесник, мужчина лысый и полноватый, в отличие от подтянутого Николая Алексеевича с короткой, но плотной седой стрижкой.
– Ванька! Так это ты? – узнал Николай Алексеевич, присмотревшись.
– А то!
Николай Алексеевич сел рядом и сказал:
– Да, давно не виделись… Лет пятнадцать, небось?
– Небось двадцать два!
– И ведь правда! – вздохнул Николай Алексеевич, оглядев старого приятеля. Тот был одет весьма прилично, и главное – туфли дорогие и новые. По туфлям видно человека. – Как ты, что ты?
– Если одним словом, то уезжаю, – ответил тот.
Николай Алексеевич вопросительно поднял брови. Иван Сергеевич объяснил, что едет в Германию. Вместе с женой. Навсегда, извините. К родному сыну. Сын там уже давно имеет гражданство, а вот теперь и он сам все оформил. Гуд бай, Россия, о!
– Ясно. Вот и попрощались, – сказал Николай Алексеевич. – Двадцать два года не виделись, а вот ведь как совпало! Интересная штука жизнь… – Он помолчал и добавил: – У меня тоже дети уже давно в Европе.