Я сижу на табуретке в маленькой пекарне Джиллиан. «Корочка» уже закрыта, Джиллиан месит тесто, а я наблюдаю. В том, как она сосредоточенно погружает пальцы в упругую массу на засыпанном мукой столе, есть что-то привлекательное. Дома компьютер обрабатывает фотографии людей с камер из Бутчер-крик, и для сохранения семейного спокойствия я решил заглянуть к подруге.
– Попробуешь? – спрашивает она.
Я обдумываю предложение. Химия приготовления еды восхищает меня. Я обожаю смотреть, как Джиллиан смешивает абсолютно разные вкусы и ингредиенты, чтобы в результате получить нечто потрясающее. Ее запеченная рыба или пирог с шоколадным кремом снятся мне по ночам. Количество лимонного сока и момент его внесения во время приготовления ванильной глазури – производственная тайна, за разглашение которой Джиллиан грозилась меня убить. И, несмотря на острое желание встать, подойти к стойке, погрузить пальцы в податливое тесто и почувствовать исходящий от Джиллиан легкий запах лавандового масла, я отказываюсь. Еще совсем недавно этими руками я творил ужасные вещи с мертвыми телами. От мысли о крови, каким-то невероятным образом оставшейся под ногтями, или жирных кислотах с тел, осевших в порах моей кожи, и о том, как все это соприкоснется с белоснежным тестом, меня передергивает. Рациональной частью мозга я при этом обдумываю, сколько бактерий и непрошенных частиц органики попадает в нашу еду даже на самых стерильных кухнях. Но в реальности меня беспокоит не физический аспект, а сам ужас поступка.
– Да нет, мне больше нравится смотреть.
– Больше всего тебе нравится есть, – отвечает она с улыбкой.
Я обожаю смотреть, как движутся из стороны в сторону ее волосы, собранные в хвост, когда она оборачивается ко мне. Она всегда излучает какое-то поле «девочковости». И при этом, как ни странно, я легко представляю это улыбающееся лицо под кевларовым шлемом посреди иракской войны. Как она продолжает сохранять оптимизм, даже когда кругом свистят пули и гибнут товарищи. И даже в самый черный час, когда ей пришлось хоронить мужа, я отчетливо вижу ее лицо и выражение неутомимой решительности, которая помогла ей пройти через худшее.
Наши отношения начались со вспышки страсти и все никак не закончатся. Моя эмоциональная закрытость каким-то странным образом отвечала той части ее души, которая уже никогда не сможет полюбить другого мужчину так же, как погибшего мужа. Мое отсутствие и отчужденность легче воспринимаются вдовой, которая пережила самое страшное отсутствие любимого человека. И тем не менее я боюсь отдалиться от нее слишком сильно и не заметить этого. Как корабль, который незаметно дрейфует с постепенно натягивающейся якорной цепью, пока в один прекрасный день цепь не лопается, казалось бы, совершенно неожиданно.