– В редакции задержался – вздыхаю я – срочная работа.
А вскоре уже стою в кабинете перед Ивановым навытяжку, докладывая о проделанной в Львове работе.
– То есть, ты по собственной инициативе привлек своих друзей к нашей операции, даже не поставив меня в известность. Я все правильно понял?
Говорит шеф вроде спокойно, но тон его не предвещает мне ничего хорошего.
– Не было возможности вас информировать, Иван Георгиевич. Поэтому я действовал по обстановке. Представил это друзьям, как свою личную инициативу, они мне поверили. Этим людям я доверяю, к тому же Лев Коган хорошо знает украинский язык. Мы с Кузнецовым прикрывали фланги, а именно он написал на стене националистические лозунги. Опасности никакой не было.
Иванов молча, лезет в сейф, достает оттуда несколько фото. Рассматривает их, потом подвигает мне.
– Так хорошо знает, что с ошибками пишет?
Я стыдливо опускаю глаза, молчу. Уел… Но за парней своих все равно буду стоять до последнего.
– Скажи мне, Алексей… а ты не видишь своих друзей в нашей Особой службе?
Вот чего угодно ожидал, только не такого вопроса! Парней в Службу?!! Молчу, приходя в себя и подыскивая слова для ответа. Нет, идея-то заманчивая. Скажу «да», и мне больше никогда не придется от них шифроваться. Но совесть просто не позволяет мне вовлечь в это Леву. Он точно не потянет. Нет, не предаст, конечно, и болтать не станет, но каждый раз будет трястись как осиновый лист и переступать через себя. Просто ради того, чтобы быть рядом с нами, и чтобы мы его трусом не считали. Нет, такой участи лучшему другу я не желаю. Коган не боец по жизни и никогда не станет им, сколько бы не старался. Так что пусть живет спокойно, и дальше ни о чем не догадывается.
А вот Димон – это совсем другое дело. Совсем!
– Иван Георгиевич, из двоих я считаю возможным привлечь в Особую службу только Кузнецова. У него есть все необходимые для оперативника качества, включая отличную физическую подготовку. Коган же… Лев просто это не потянет. Слишком нервничает, переживает, с физической подготовкой плохо, к тому же он излишне подвержен влиянию своей семьи. Коганы – старшие очень хорошие люди, порядочные. И сына воспитали приличным человеком. Но Лева достаточно ранимый, понимаете? – нервно ерошу я свою шевелюру, подбирая аргументы.
Вот сами попробуйте сходу, в нескольких словах, объяснить своему начальству, почему с человеком дружишь, доверяешь ему до такой степени, что на дело берешь, а в Службу, тем не менее, привлекать его не советуешь.
– Понял тебя… И скажу, что наши оценки с тобой в целом совпадают. Хотя… – усмехается Иванов – думал, ты все-таки за обоих поручишься.