Обыск длился около четырех часов. Что ещё можно было у них найти, Ирина не представляла. Она по-прежнему молча наблюдала за передвижениями военных по комнате. Катя тоже больше не пыталась возражать. Она покорно села на табуретку и даже не поднимала головы.
А вскоре прозвучали роковые слова об аресте.
Им разрешили одеться и собрать узелки. Всё как положено. Ирина двигалась точно во сне. Кошмарном сне без права на пробуждение. Двух женщин, молодую и чуть постарше, у которой неожиданно за ночь, за бесконечно долгие предрассветные часы появились седые волосы, провели по коридорам. Соседи провожали их долгими взглядами. Сочувственными, насмешливыми, недоуменными. Из ареста Акимчевых не делали тайны.
Около подъезда стояли два черных автомобиля с занавесками на окнах. Ирину подвели к одной, а мать подтолкнули к следующей. Катерина не сдерживала рыданий и постоянно твердила:
– Доченька… доченька, девочка моя….
Ирина на мгновение замерла и быстро оглянулась назад, на холодное бетонное здание, бывшее ей домом, на соседей, прильнувших к окнам, на тополек, посаженный в прошлом году рядом с большими скамейками. В голове мелькнула отчаянная, продиктованная поднимавшейся из глубины души безысходностью, мысль, что всё это родное, до боли знакомое, она видит в последний раз.
Сюда она больше не вернется.
Их с матерью разъединили. К небезызвестному зданию на Лубянке подъехал один автомобиль, в котором находилась Ирина. Второго не было видно. Её вывели из машины. И в тот самый момент она испугалась, испугалась по настоящему.
– А где моя мама? – её вопрос прозвучал совсем по-детски.
Ответом ей послужила усмешка капитана:
– Будет тебе мамочка, не переживай. На следствие да суде. А сейчас, давай, топай! Не видишь, дождь начинается, а из-за тебя, мерзавка, я промокать не собираюсь!
Ирина хотела возразить, закричать, но натолкнулась на холодный взгляд капитана, и слова застряли в горле. От него она ничего не добьется. Если только грубости и жестокости. И она покорно пошла за молодым сержантом. Её провели в крыло, отгороженное железными решетками, где её поджидала высокая худая женщина с волосами цвета мокрой соломы. Почему-то у Ирины она сразу же вызвала чувство брезгливости.
– Акимчева? – спросила женщина недружелюбно.
– Да, – кивнула Ирина.
– Следуй за мной, – коротко сказала она. Они прошли в соседнюю комнату, где та приказала: – Раздевайся.
– Что? – испуганно переспросила Ирина.
– Ты глухая, что ли? Я сказала, раздевайся! Дважды повторять я для тебя не намерена!
Это было первое унижение в череде бесконечных.