Власть не любила признавать себя не правой.
За ней пришли ночью. То, что наступила ночь, Ирина смутно поняла, когда её вели по коридорам, и в одном небольшом окошечке она заметила несколько одиноких звезд, проглядывающих сквозь набегающие тучи.
Следователь не поднял голову, когда её ввели в комнату. Он, как читал бумаги, так и продолжил их читать, сидя за большим столом. За его спиной висел огромный портрет Сталина. Ирина застыла в нерешительности. Что дальше?
Стенографистка, которая что-то быстро стучала на машинки, кивнула ей и указала на высокий табурет, стоящий напротив стола следователя. Ирина сглотнула подступивший к горлу ком страха.
– Ирина Николаевна Акимчева, тысяча девятисот тридцать второго года рождения, – негромко произнес следователь, и Ирина вздрогнула. – Как будем вести следствие? Вы сразу сделаете заявление, или мы будем зря тратить моё время?
Ирине он не понравился. Обладая приятной внешностью, светловолосый, с детскими пухлыми губами, он мог бы казаться привлекательным, если бы не холодные бесцветные глаза. Нет, глаза были светло-голубыми, но из-за освещения казались прозрачными.
– Какое заявление? – спросила Ирина и постаралась, чтобы её голос звучал увереннее. Ей не хотелось, чтобы этот человек догадался, что она испытывает перед ним страх. Хотя…. Он знал наверняка, что ей страшно.
– Чистосердечное признание в своей виновности. К чему отпираться? Ваша матушка, Акимчева Екатерина Дмитриевна, принимала непосредственное участие в передаче документов, в её руках оказались материалы лабораторных исследований, предоставляющих большую важность для советского государства.
– Нет, всё совсем не так, – Ирина покачала головой и невольно подалась вперед. – Мама работает секретарем в мединституте, у неё много работы, иногда она не успевает перепечатать все и приносит бумаги домой.
Следователь усмехнулся.
– Так и запишем: приносит бумаги домой, – он и стенографистка обменялись взглядом, значение которого было понятно им одним. – Гражданка Акимчева, а, может, вы будете утверждать, что пятого июля текущего года к вам в общежитие не приходил некий мужчина, москвич, и ваша матушка не ночевала дома?
Ирина выпрямилась. Она, конечно, помнила этот случай, но не придала ему особого значения. Катя часто за последний год не ночевала дома, дочь выросла, и она не боялась оставлять её одну.
– Не буду, – тихо ответила Ирина. Врать не имело смысла.
Следователь задавал и задавал вопросы. Ирина старалась быть предельно честной и откровенной. Ей нечего было скрывать, за собой она не чувствовала вины. И она не верила, что её мать могла заниматься политическим шпионажем в пользу иностранного государства.