– Что за преподаватель?
– Я его лично не знаю. Он назвал только имя-отчество: Александр Самуилович.
– Тоже не знаю, но зайду. И в деканат, и к Самуиловичу. Спасибо огромное, Линочка Петровна.
Но Самуилович, конечно, выскочил из белкинской головы сразу же.
…Разобраться с личным оказалось куда сложнее. Потому что легко сказать – разобраться. Понять суть отношений с Еленой бесполезно, можно даже не пытаться. Вся предыдущая жизнь плавно подводила к тому, что, встретив такую женщину, Белкин вцепится в неё и не отпустит. Но вышло иначе: повстречав Елену, Белкин исполнился жутчайшим, невыносимым отвращением к… самому себе. Он понял: затащить её в постель – несложно, сплестись с ней в каком-либо подобии совместной жизни – реально, но дальше-то что? Белкин отлично знал что и как раз это в себе и ненавидел. Вот и получилось, что о Елене он не прекращал думать, на Елену не переставал оглядываться, с Еленой он встречался и разговаривал по телефону так часто, как только мог, но никакого продолжения их общение не получало. Самóй же Елене как будто только это и требовалось: она отвечала ему таким же приязненным отношением, ни единым словом не намекая на переход границ.
Бегая по Кёльну, Белкин загадал в Петербурге поговорить с Еленой, только подобные загадывания повторялись раз в несколько месяцев и ни к чему не приводили. А уж после разговора с Воловских подавно.
Зато с Фаридой вполне можно и разобраться. Белкин порой невероятно стыдился связи с ней (он вообще многого стыдился), в первую очередь из-за несовпадения целей. Даркман, после Сахалина накрепко обосновавшийся в Берлине, раз в месяц педантично спрашивал Белкина, с ним ли ещё Фарида, и, слыша, что да, восклицал: «Ты же её не хочешь!» – «Хочу, ты прекрасно знаешь». – «Ну да, я знаю, кáк ты её хочешь!» – удивлялся Даркман, впрочем, по американской привычке, не утерянной за десятилетия вне родины, без малейшей злобы и подначивания.
Даркман знал. Белкин, исстари не пропускавший ни одной возможности для удовольствия, после знакомства с Еленой вдруг решил, что надо отринуть всё лишнее. Он постановил полностью избавиться от всего телесного, сосредоточившись на Елене. Но намерения, как водится, пошли прахом: судьба как будто в насмешку почти сразу же подослала ему Фариду, симпатичную фигуристую одинокую ровесницу, служившую невнятной редактрисой в большом издательстве (точнее, редактрисой она была вполне внятной, но Белкин её работой интересовался лишь по касательной). Фарида изнемогала от постоянного желания, и Белкину, так и не понявшему, почему именно ему выпало испытание, для любого другого ставшего бы подарком, приходилось её буквально сдерживать. Зато когда Фарида получала своё, она легко давала то, в чём сильнее всего нуждался Белкин: молчание, внимание и объятия. Он мог лежать так с ней часами, лишь изредка вставая, чтобы выпить воды.