– Что смотрите? – совершенно праздно спросил Белкин.
– «Человек, которого не было». Начала двухтысячных.
– Слышал, но не смотрел.
– Интересный, советую. Нуар такой.
– Спасибо… А кстати, Эвелина Игоревна, вы, случаем, никогда не слышали такую фамилию – Саша Близнецов?
Пауза. Неужели?!
– Нет, простите.
– Ясно…
Так разочаровался, что не сразу и отыскал в себе силы закончить разговор.
– Не хочу вас дальше отвлекать. Если вдруг что-то вспомните – позвоните?
– Конечно! Всего хорошего!
Нуар такой.
Близнецов.
Эвелина – наверняка её как-то коротко называли, а как? Пусть будет Элли, например.
Алёша Андреев.
Почему нет ни одной фотографии Близнецова? Почему о нём никто не знает?
Андреев.
Воловских.
Хик Сволов.
Елена.
Близнецов.
Человек, которого не было.
Человек, которого…
Господи, неужели?
Декабрь, как и смерть, не навсегда. Кружит над городом замёрзлая вода и хлопьями ложится на картину. В ночь улиц и каналов паутину, где человек немногих дарований стоит и смотрит вверх – без упований на встречный взгляд. Хотя он был бы рад.
Стихотворение называлось «Рождество», в десятом, кажется, сложено году. Теперь же, в августе, в оплавленном воздухе душного утра странным образом вспомнились отчего-то те хлопья замёрзлой воды, плывущие и осыпающиеся над городом, и та ночь, когда сидел у окна, разглядывая то белый прямоугольник дисплея, то белый квадрат пустынного двора, и выбирал между жизнью и смертью. В смысле – как что не навсегда декабрь. «Как и смерть, не навсегда». Выделил до запятой, удалил. «Как и жизнь, не навсегда», остановился опять. И то, и другое ложилось в строку, но оставить можно было только одно. Потому что стихосложение – всегда выбор, с самого начала и до. Не только строфы, слова в строке, рифмы, знака препинания, не только. Никогда не любил выбирать, но раз за разом был должен. Это ведь всякий раз ещё и отказ – выбор. Прежде, чем решение принято, все варианты – и дополняющие, и отменяющие друг друга – сосуществуют вместе, в странном единстве живого, размытого, движущегося, неокончательного смысла. Мне всегда была по сердцу такая неокончательность, недостроенный мост мысли, который мог быть протянут воображением в разные точки на том берегу. Но непременно приходилось выбирать, и, тут уж ничего не поделаешь, раз так, значит, выбирать надо самую лучшую точку и лучший путь к исполнению выданного на сей раз поручения.
Поэтому выделял до запятой, удалял и писал наново: «Декабрь, как и смерть, не навсегда». Убирал запятую между ночью и улицами. Оставлял смотрящего вверх человека стоять, а не лежать или идти. И уже под утро той длинной декабрьской ночи удалил с листа почти всю её, прошедшую внутри ночь, – шестнадцать долгих строчек после «рад».