Освобождение в августе Бульбы-Боровца не имело никаких политических последствий, поскольку Берлин планировал использовать его исключительно в военных целях. Затем, сразу же после приема Власова Гиммлером, Розенберг добился от Кальтенбруннера освобождения Бандеры – 25 сентября и Мельника – 17 октября. В беседе с Кальтенбруннером Розенберг подчеркивал «равенство» всех национальностей и необходимость «сокращения» великороссов, а также предлагал поставить во главе украинского комитета человека, «который имел бы власть над Власовым». Руководство немедленно взялось за дело, превращая недавних «узников» в лидеров организованного Розенбергом Украинского национального комитета.
Министерство восточных территорий хотело, чтобы в комитете были как можно шире представлены различные националистические группировки. При помощи небольшого давления Мельник, уполномоченный сформировать комитет, в течение недели «достиг согласия между всеми украинцами, от социалистов до Скоропадского (монархиста) и от Левицкого (представляющего УНР, «Украинскую народную республику» – остатки движения Петлюры периода Гражданской войны) до Бандеры» – охватывая, разумеется, только сепаратистские группы. (Еще до выдвижения Мельника Бандера предложил – в качестве компромиссного кандидата на лидерство – врача из Галиции Владимира Горбового, возглавлявшего в июне 1941 г. «объединенный фронт» в Кракове, однако обнаружить его не удалось. В докладах неизменно утверждалось, что во время прихода Красной армии он оставался в Кракове; позднее, в 1946 г., сообщалось, будто он находился в Праге, – факты, вызывавшие подозрение, что он мог быть советским агентом.) Комитет Мельника подготовил документ, который, будучи приемлемым для таких «проукраинцев», как Менде и Арльт, для большинства немецких чиновников, одобрение которых было необходимо, заходил слишком далеко. В предлагаемой декларации предусматривалось создание «суверенного украинского государства в пределах его этнографических границ». И хотя Розенберг был готов одобрить распространение за линией фронта пропагандистских листовок для УПА, обещавших «свободную и независимую от большевизма Украину», ни он, ни Бергер официально не признали бы эмигрантский комитет, что превратило бы его в правительство в изгнании. Согласно сообщениям, Бергер был против, поскольку декларация, особенно ее параграфы 3 и 4, подразумевала дипломатическое признание Украины.
Судьба украинского комитета висела на волоске. 5 октября Бергер заполучил Бандеру, но не извлек из этого практических результатов. Он пришел к выводу, что Банд ера несговорчивый и коварный партнер, «в настоящее время чрезвычайно ценный для нас, но опасный в дальнейшем». Министерство восточных территорий пребывало в замешательстве, и внутри его царили несколько натянутые отношения. Бергер был раздосадован. В последующие недели все внимание было приковано к подготовке официального начала кампании комитета Власова. Только в середине ноября, после официального опубликования «Манифеста» последнего, Арльт вновь призвал украинцев прийти к соглашению, хотя к тому времени битва за то, чтобы предвосхитить или нивелировать движение «всех русских», представлялась уже проигранной. Продолжение внутренних ссор задерживало создание сепаратистских контркомитетов. Левицкий оказался слишком большим «демократом», чтобы быть приемлемым для Розенберга; Скоропадский был недостаточно популярен, чтобы стать символом единства; Бандеру побаивались, как ненадежного и независимого человека; у Мельника имелось слишком много врагов; Семененко отвергли, как слишком посредственную личность. После новых попыток Мельник «вернул свой мандат» и признал неудачу.