— Убиться хочешь? — пыхтел я, пытаясь пристегнуться.
— Сейчас выедем за город, всё объясню, — будто не слыша моего вопроса, пообещала говорящая.
— Мне уже страшно, — елейно протянул я в ответ.
— Не язви, видящий!
Она упорно не хотела называть меня по имени. Завидная черта характера.
Преодолев несколько кварталов, мы въехали в полосу леса. По обе стороны от дороги великанами возвышались столетние деревья. От скорости автомобиля, складывалось впечатление, что они высажены сплошной стеной. В глазах рябил коричневый и зеленый цвет. Сквозь приоткрытое окно свистел ветер, иногда захватывая с собой голоса птиц. Фауна в нашем лесу наверняка богатая. Но с некоторыми экземплярами я точно не хочу заводить знакомство. Животные животными, но не одни они могут населять эти прекрасные дебри. Там где много лет не ступала нога человека, рано или поздно надорвется материя между мирами.
И мне искренне жаль лесничих, которые проводят в этом «заповеднике» большую часть своей жизни.
Хотя я слышал и о таких сорвиголовах, которые забирали свою семью и уходили жить сюда. Якобы им не хватало единения с природой. Интересно с чем они там еще объединились, с чьим желудком?
— Вот теперь мы можем и поговорить, — отозвалась, наконец, Олеся, — Лес закончится минут через пятнадцать — двадцать, думаю, этого вполне хватит.
— Начинай.
— Не веди себя так, будто одной мне надо тащиться в несусветную даль, — вспылила она.
— А кому же? — мне безумно захотелось вывести ее из себя.
— Ты же хочешь узнать больше о своем даре, — фыркнула она, — Ты там тоже сможешь получить ответы.
— Там? Тоже? — Выхватил я из контекста два слова.
Говорящая вздохнула и, впившись ногтями в кожаный руль, заговорила:
— В возрасте пяти лет мне поставили диагноз — злокачественная опухоль головного мозга. Мои родители были в отчаянии. Они всеми силами старались вернуть меня к жизни. И болючие уколы и дорогостоящие операции. Даже химиотерапия, которая в то время была ноу-хау. Но ничего не помогало. Ничего не могло убрать из моего мозга, опухоль, размером с грецкий орех. Мама поседела за те два года, которые прошли для семьи, как в аду. Я была тогда слишком мала, что бы понимать, почему мама рыдает каждую ночь. Почему отец начал курить. Мне было всего семь, когда ночи стали бессонными, когда боль стала спутницей жизни. Когда за каждый день приходилось бороться. И каждая минута жизни могла стать последней. Я лежала в клиниках, наблюдалась у лучших врачей страны. Но тщетно. Они все разводили руками. Я была обречена.
Ты знаешь, я до сих пор помню тот судьбоносный разговор родителей.