Аксинья осердилась на знахарку, разгневалась:
— Гринька мой — казак! Как ты посмела, карга, сумлеваться?
Оттолкнула грубо Аксинья знахарку, та попятилась, споткнулась чеботом и упала в лужу, где хрюкала огромная пятнистая свинья. Зловеще зыркнула глазами старая ведьма.
— Ратуйте, люди честные! Казните ее, казаки! Энта баба-яга сует мне снадобье усмирительное для коня на постриге! — кричала Аксинья на всю станицу.
— Нетути такого снадобья! И не будет! Брешешь ты, Аксинья! — озлобилась тогда Суедиха.
Боялась Хевронья, что раскроется тайна варева нечистого. Хорошо, никто не поверил Аксинье... Могло быть хуже.
— Зазря ты изобидела колдунью. Глупа ты от молодости, Аксинья. Наворожит Евдокия... и упадет с коня твой Гринька. Убьется. Али другую наведет порчу ведьма! — шептала Параха Собакина.
Казаки арканили коней в загоне, выводили их на рубеж. Бабы усаживали ребятишек на жеребцов, совали в детские ручонки гривы. А на сердце кошки скребли, а душа болела. У Меркульева за поясом пернач, а в руке пистоль. Сапоги бухарские серебром шиты, со шпорами, шаровары из красного сукна. Рубаха та же, белая в петухах. На голове шапь заломлена лихо. Все ждали, когда атаман выстрелит из пистоля. У Нюрки Коровиной губы подрагивали, рыжие пятна на лице потемнели. Она пыталась заглянуть жалостливо в глаза мужу:
— Слабенький у нас сынок уродился, Илья! Хилой он, скрозняком его вчерась угораздило. Всю ночь на печке покашливал.
— Какой же он хиляк, коли конь под ним прогибается? И руки крепкие. Вцепится — кожи клок вырвет с мясом!
— Поел-то он плохось утреча, — хныкала Нюрка и воровато, таясь от мужа, подсовывала коню усмирительное снадобье.
Конь съел варево знахаркино, затих сразу, стоял понуро. Илья ходил вокруг него, пожимал плечами...
— Дохлый конь, паршивый! Сымай сынка, Нюр! Я другого, погорячей в загоне отловлю!
У Нюрки очи замокрели, белый свет потемнел. Сорвалась ее хитрость с варевом знахаркиным. И пропал бочонок масла! И пропала телка чалая с белым пятном во лбу! И две свиньи плакали! И шаль кистями помахала прощально. И туесок берестовый с крупной солью не возвернешь! А ребенок слабенький, разобьется! Не коня, а зверя приволок Илья!
Меркульев окинул строй зорко. Бабы детишек на коней посадили. Казаки плетками покручивают, сдерживают с трудом дикарей степных, ждут выстрела. Замедляет постриг Паша-персиянка. Она сипит, царапается, отбирает сыночка у своего мужа — Емели Рябого. Над ним похохатывают. Мол, вот как жениться на пленной кызылбашке! Не баба, а пантера царапучая!
Соломон и Фарида бочки с вином выкатили. Братину-уточку расписную на полотенце белое возложили. На вертеле-жерди с коловоротом сразу восемь баранов жарились. Девки столы под небо ставили. Старухи несли на блюдах поросят в хрене. Юницы кружки и кувшины с поклоном подавали. Мальчишки караваи тащили, на ходу корки румяные обгрызали. И получали за то, паршивцы, подзатыльники!