Холера вздрогнула, услышав смех.
Хвала Аду, этот смех был человеческим, не адским, но оттого не звучал более приятно для уха.
Они смеялись над ней. Пухлый лавочник в расшитом жилете, стоящий в дверях своей лавки и утирающий пальцем слезу. Хорошо одетая дама в мантилье, беззвучно трясущаяся и прикрывающая лицо веером. Служанка, спешившая за покупками с пустой корзиной. Чей-то ребенок в грязных штанишках, тычущий в нее пальцам.
Должно быть, она устроила хорошее представление, когда стала метаться посреди улицы, а потом рухнула и лужу, принявшись плескаться там, словно кит. Должно быть, это уморительное зрелище, визжащая в луже помоев ведьма.
Холера стиснула кулаки, полные хлюпающей ледяной жижи.
Завтра, встретив ее на улице, эти же люди будут вести себя иначе. Пухлый лавочник побелеет как прокисшее молоко, если она вздумает зайти к нему в лавку, и будет пресмыкаться, точно слуга. Не для того, чтоб она что-то купила, для того, чтоб она побыстрее убралась. Хорошо одетая дама спрячется за веером, боясь даже взглянуть в ее сторону. Всем известно, ведьме достаточно цыкнуть зубом, чтоб наложить порчу. Служанка станет лебезить и без конца кланяться, столкнувшись с нею в дверях. Ребенок и вовсе намочит штанишки и станет истошно плакать.
Но сегодня… Сегодня они все смеялись. Смеялись, спеша выместить свое презрение и свой страх. Смеялись истово, наблюдая за тем, как она, мокрая, облепленная картофельными очистками, сидит в луже, делая вид, будто это в порядке вещей. Холера стиснула зубы, припоминая самые страшные проклятья и самых кровожадных демонов, но почти мгновенно обмякла. Злость тоже требовала сил, а сил у нее сейчас было мало, как никогда. Жалкие крупицы на дне сухого колодца ее души, их не хватит даже на то, чтоб разжечь сухую растопку в камине.
Холера смахнула с подбородка кусочек гнилой картофелины и поднялась на дрожащих ногах. Грязная вода стекала с нее миниатюрными водопадами, весело звеня по мостовой. Мальчишка, тычущий в нее пальцем, стал судорожно икать, отчего едва не упал.
Сраная дрянь, тоскливо подумала она, чертова сраная дрянь.
С другой стороны… Она перевела дыхание, едва не лязгая зубами от холода. Мокрая одежда была холодной и скользкой, точно ее завернули в рыбьи потроха. Сука-мать, она все-таки выкарабкалась. Чуть не сгорела, как черная кошка на инквизиторском костре, но выкарабкалась.
Я больше не буду грешить, обессиленно подумала Холера, глотая холодный воздух Броккенбурга и отплевываясь от картофельной шелухи. Не буду грешить до самого четверга. А может…