Сперва Холера собиралась приобрести у уличного торговца пару тушеных с чесноком голубей. Может, не самая изысканная пища, едва ли ее подают у оберов в Вайсдорфе, но с учетом цены, вполне недурное вложение капитала в ее положении. За медный грош она возьмет сразу пару, это значит, в кошеле останется еще немного меди, чтобы запить тушеную голубятину кислым вином или пивом. А если повезет, даже хватит на печеную картофелину или яйцо всмятку, вот уж точно королевская трапеза! На счет собственного желудка она не беспокоилась, он переносил подобного рода пищу без жалоб, пусть даже главной специей вместо соли выступала печная зола.
Плавающие в раскаленном желтом жире голубиные гузки напоминали скорчившиеся тела грешников в адских котлах, но запах распространяли совершенно невероятный. Холера уже стиснула медный грош пальцами, когда внезапно ощутила еще один аромат, столь властный, что на мгновенье перебил даже запах чеснока и мяса. Упоительно сладкий и сочный аромат карамели, корицы и яблок.
Либесапфель[22]. У Холеры даже голова на миг закружилась, когда она увидела этот прилавок. На большой, подкармливаемой углем уличной горелке возвышался здоровенный сверкающий чан, исходящий паром и клокочущий так, будто в нем было заперто сорок разъяренных демонов. Только едва ли демоны пахнут карамелью и корицей, даже самые хитрые из них. Это был кипящий сахарный сироп, густой, как наваристая похлебка и обжигающий, как адские бездны. Время от времени продавец, здоровенный дородный тип с цепкими руками, хватал специальными длинными щипцами яблоко и, прикрываясь прихваткой от обжигающих карамельных брызг, отправлял его на полминуты в чан. Когда яблоко выныривало обратно, оно походило на елочную игрушку, блестящую и покрытую полупрозрачной позолотой. При одном только виде этого лакомства Холера ощутила во рту упоительно сладкий вкус, почти позабытый, но, видно, хранившийся где-то на задворках памяти все эти годы. Либесапфель, карамельное яблочко. Когда-то отец покупал ей такое, когда маленькой, совсем крохой, водил на ярмарку в Гросенхайме. Обжигающе горячее, невероятно сладкое, тающее во рту…
Холера даже не успела ничего сообразить, а медный грош уже перекочевал сам собой на прилавок, где его мгновенно смахнула в карман фартука рука продавца. Полное безрассудство, подумала Холера, наблюдая за тем, как спелое румяное яблоко, подхваченное щипцами, ныряет в раскаленную карамель. Тушеных голубей хватило бы, чтоб набить брюхо на весь день, яблочко же растает в ее животе мгновенно, не оставив сытости, удовлетворение же будет мимолетным, как случайный оргазм. Верно говорит Саркома, у нее сральный горшок на плечах вместо головы. И всякий раз, когда сука-жизнь, задумавшись, протягивает ей выигрышный билет, крошка Холера непременно выкидывает что-то, чтоб заслужить от нее очередную пощечину.