Но хозяин не выказывал желания удариться в пляс. По правде сказать, он не выглядел полным сил и жизнерадостным, скорее… Скорее, безжизненным и сухим. Ломким, как ветхое тельце богомола, засушенное ученым энтомологом и пришпиленное булавкой к подставке. В том холодном интересе, с которым он разглядывал Холеру, тоже было что-то от богомола, подумалось ей. Наверно, потому, что его безволосая голова с тощим подбородком казалась острой и треугольной, как у насекомого, а глаза пустыми и водянистыми.
Холера хорошо умела разбираться во взглядах, но эти глаза, спокойно созерцавшие ее, немного нервировали. В них не угадывалось похоти или злости, как не угадывалось страха, недоумения, конфуза, интереса, задумчивости, раздражения… В них, кажется, вообще ничего не угадывалось. Пытаясь понять их выражение, Холера ощутила себя так, будто пытается распознать узор чар на листке чистой бумаги, которой никогда не касались чернила.
Он не пытался заговорить с ней, не пытался прикоснуться, просто молча разглядывал. От этого непонятного интереса, какого-то не по-человечески сухого, Холера ощутила себя неловко. И даже чертовски неуютно.
— Должно быть, эти ублюдки вели меня от рынка, — пробормотала она, — Ха, в наше время могут вспороть горло даже за жалкий грош!
— Всяко лучше, когда ноябрь цветёт без скрипки.
Голос у него тоже был сухим, ломким и совершенно безэмоциональным.
Все ясно. Холера отступила в сторону и покачала головой, наблюдая за тем, как темные капли-зрачки, заточенные в прозрачной толще чужих глаз, как эмбрионы в яйце, колеблются, сопровождая ее взглядом.
Не отшельник. Не прячущийся от наказания чернокнижник, как она уже было вообразила. Просто безумец из числа тех, что тихо доживают свой век в домишках на окраине Броккенбурга. И, кажется, не буйный. По крайней мере, изо рта у него не течет слюна, он не прячет за спиной нож и, если бы не каша, льющаяся у него изо рта, вполне сошел бы за чудаковатого старика.
— Херовы стражники! — с чувством произнесла Холера, чтобы проверить свои догадки, -
Их никогда нет поблизости, когда надо, верно? Небось, отсасывают друг другу где-то в подворотне!
— Количество всякого рода достойных недугов хрестоматийно превышает кощунственные запахи прошлого вторника.
Он произнес это спокойно, даже со значением, будто его слова в самом деле имели смысл, и немаловажный.
Холера только хмыкнула. Ну блестяще. Выживший из ума старикан. С другой стороны… Толстая дверь еще раз дрогнула, сотрясенная мощным ударом снаружи. Будь она хлипче, этот удар рассадил бы ее на доски.