— …как быть с шиповником.
Секунду-другую в трубке царит тишина, потом голос Элинор слышится снова.
— С шиповником? — недоверчиво переспрашивает она. — Ты хочешь знать, что с ним делать?
— Да…. я не помню, надо его чистить или можно варить прямо с пухом и семенами.
— И поэтому звонишь старухе-матери, вместо того чтобы посмотреть в интернете?
В голосе на другом конце линии столько насмешки, что на миг Карен жалеет, что позвонила. А сама с пугающим автоматизмом отвечает недовольным тинейджерским тоном:
— Ну, извини, что спросила.
Теперь Элинор Эйкен смеется от души, на безопасном расстоянии в две тысячи километров от сорока лет домашних обязанностей. Потом кашляет и уже ласковее говорит:
— Как хочешь, так и делай, но, если не вычистить, придется потом цедить. Возьми густое сито, что висит на двери кладовки. Которое в ящики не влезает.
— Ладно, поняла. Ну а вообще как дела? У тебя и… у Харри? Никаких новых болячек, надеюсь?
Слава богу, вспомнила имя. Они пока что незнакомы, но, пожалуй, только вопрос времени, когда Элинор появится на пороге лангевикского дома со своим новым другом. Без сомнения, мама на старости лет влюбилась. С тех самых пор, как в прошлом году Харри Лампард поселился в материном кооперативе на испанской Коста-дель-Соль, он у нее с языка не сходит. Похоже, сейчас они просто не расстаются.
— С минувшей субботы? — смеется Элинор. — Нет. А теперь выкладывай, зачем на самом деле звонишь. Я же знаю тебя как облупленную.
Карен со вздохом отпивает глоток кофе.
— Ты помнишь Сюзанну Смеед?
— Сюзанну? Конечно, помню. Неприятная особа, на мой взгляд. Не из тех, по ком я здесь скучаю. А почему ты спрашиваешь?
— Она умерла несколько дней назад.
Секунду-другую в трубке царит молчание.
— Что ты говоришь?! Она ведь не старше тебя.
— Вообще-то на три года моложе.
— Как печально, а я сижу тут и плохо говорю о покойнице. От рака умерла? У ее отца был рак, печени, по-моему. Или, — Элинор понижает голос, — она покончила с собой?
— С какой стати ты так решила?
— Ну, понимаешь, у них это в роду. Мать Сюзанны была беспокойная душа, и ходили слухи, будто она руки на себя наложила. Но в точности я, конечно, не знаю. Линдгрены всегда были в городе вроде чужих. Приезжие как-никак.
Карен набирает в грудь воздуху и сообщает:
— Сюзанну убили.
Элинор Эйкен не любительница сенсаций, но громкий вздох свидетельствует, что она не осталась равнодушна.
— Кто? Парнишка Смееда? — Голос у нее слегка дрожит.
Секунду-другую Карен молчит. Потом спрашивает, как можно более нейтральным тоном:
— Почему ты так думаешь?