Покончив с причесыванием волос, девочки забрались в свои кровати. Пейдж, подоткнув одеяла, поцеловала их и пожелала добрых снов.
— Не позволяйте клопам кусать вас, — бросила она Эмили, зная, что эта шутка обязательно вызовет хихиканье.
Пейдж вышла из комнаты, а Марти придвинул стул, стоящий обычно у стены, к кроватям Шарлотты и Эмили. Он выключил свет, оставив только небольшую лампу для чтения, работающую от батареек и освещающую его тетрадь, и лампу в виде Микки Мауса, которая включалась в стенную розетку на уровне пола. Он сел на стул, положил перед собой тетрадь и стал ждать тишины. Но не просто тишины, а тишины наполненной благоговейным ожиданием, как это бывает в театре в момент, когда поднимается занавес.
Наконец нужная атмосфера установилась.
Это были самые счастливые минуты в ежедневной рутине Марти. Время сказок. Не важно, чем был наполнен день, он всегда ждал именно этого момента.
Он сочинял сказки и записывал их в специальную тетрадь, озаглавленную «Рассказы для Шарлотты и Эмили». Может быть, он даже опубликует их когда-нибудь. А может, и нет. Здесь каждое слово посвящалось дочерям, и им было решать, может ли еще кто-нибудь, кроме них, прочитать его сказки.
Сегодня вечером он начинает читать новую сказку в стихах. Он, будет читать ее вплоть до Рождества и даже больше. Быть может, она будет удачной, и это поможет ему забыть неприятный эпизод, выбивший его из колеи.
«Благодарение», к счастью, прошло.
Мы ели индейку и пили вино,
— Смотри, а ведь они рифмуются! — с восторгом воскликнула Шарлотта.
— Ш-ш-ш-ш-ш, — остановила ее Эмили. Правил, регламентирующих отведенное на чтение сказки время, было немного, но они были строгими, и одно из них предписывало девочкам не прерывать рассказчика на полуслове или, если это были стихи, на середине строфы. Правила поощряли их желание повторить прочитанное, разрешали реагировать на него, но и рассказчик должен был пользоваться подобающим уважением. Он начал снова.
«Благодарение», к счастью, прошло.
Мы ели индейку, и пили вино.
Салат и картофель, цыплят и котлеты,
Бисквиты, торты, пирожки и конфеты —
Все, не жалея наш бедный живот,
Мы отправляли пригоршнями в рот.
И столько мы съели колбас и грудинки,
Что даже уже не влезаем в ботинки.
Девочки хихикали как раз в тех местах; где он этого ожидал, и Марти с трудом удерживался от того, чтобы повернуться и посмотреть, понравились ли стихи Пейдж, ведь она тоже слышит их впервые. Но Марти знал, что автор, который, в предвкушении аплодисментов, не может дочитать свое произведение до конца, не достоин похвалы. Он знал, что успех может принести только несгибаемая вера в него, не важно, была ли она притворной или настоящей.