Загадочное отношение философии и политики (Бадью) - страница 23

Итак, политический процесс – это не единичное выражение объективной реальности, он в определенном смысле отделен от нее. Это процесс не выражения, а отделения. Точно так же, как в платоновской концепции диалектики истина отделена от мнений или как в лакановской концепции истина отделена от познания. То есть это не противоречие и не отрицание, а отделение.

Как видите, я говорю о политике истины, поскольку я говорю о возможности – реальной и логической – политики отделения. На поле современной политики, которое, в определенном смысле, опустошено, являясь полем битвы, с которого ушли войска, часто противопоставляют реакционную политику, например либерализм, базовое понятие которого – это понятие закона и порядка, защищающего богатство и власть, политике революционной, чье базовое понятие – коллективное желание, желание нового мира справедливости и конца всех войн. И правда, современная экспрессивная диалектика – это отношение между охранительными качествами закона и творческой способностью желания. Я хотел бы показать, что в области неэкспрессивной диалектики реальная политическая истина размещается вне противопоставления желания и закона.

Начну издалека. И даже с логической шутки. Предположим, что у вас есть чаша, обычно наполненная прекрасными фруктами – яблоками, грушами, сливами и земляникой… Как легко понять, такая чаша привлекает к себе реальное желание! Но однажды по неизвестной причине содержимое чаши радикально меняется: наряду с яблоками, грушами, сливами и земляникой мы находим в ней теперь отвратительную смесь камней, улиток, комьев грязи, мертвых лягушек и колючек. Как вы знаете, такая чаша требует навести порядок: необходимо незамедлительно отделить хорошее от отвратительного. То есть проблема в данном случае в классификации. Перейдем же теперь к моей логической шутке. Каковы, собственно, корректные части содержимого этой чаши после рассматриваемой метаморфозы?

Рассмотрим это содержимое как чистое множество. Элементы этого множества, этого содержимого чаши, – это, очевидно, яблоки, ягоды земляники, колючки, комья грязи, мертвые лягушки. Всё так. Но каковы части чаши – или, если угодно, подмножества, – этого множества, составленного содержимым чаши? С одной стороны, мы находим части, у которых есть определенное имя. Например – часть, включающая все ягоды земляники: это часть чаши, вполне очевидная часть. Вы также можете выбрать в качестве части всех мертвых лягушек. Это отвратительная часть, но тем не менее часть, которая носит определенное имя. Вы можете равным образом получить большую и более общую часть, например ту, что включает все фрукты. Это также часть с определенным именем. Можно сказать, что часть такого рода связана в языке с ясным предикатом, то есть это, если угодно, предикативная часть. Но, с другой стороны, вы можете получить и более странные множества. Что сказать о части, состоящей из двух яблок, трех колючек и трех комьев грязи? Это, несомненно, часть содержимого чаши. Но столь же верно и то, что это часть без имени, без определенного имени. Вы можете составить список элементов части такого рода или подмножества, то есть вы можете сказать, что в ней есть. Но вы не можете назвать общее имя, вам доступно в этом случае лишь перечисление. В целом же, закон – или то, что называют законом, – это требование разумного порядка в ситуации такого типа, то есть когда вы имеете дело с подобной чашей. Закон – это решение принимать за реально существующие некоторые части чаши коллективной жизни. Конечно, самое простое решение – принимать лишь части с определенным именем – землянику, груши, фрукты, колючки, грязь, и запрещать части, у которых нет никакого имени, как, например, у смеси яблок, колючек и мертвых лягушек. Таким образом, закон всегда определяет не только то, что разрешено и что запрещено, но, на самом деле, то, что существует под определенным именем, что нормально, и то, что является неименуемым и, следовательно, на самом деле не существует, то есть то, что оказывается анормальной частью данной на практике целостности. Важно отметить, что закон, в конечном счете, – это всегда решение о существовании.