Настал момент, когда заговорщики усмотрели серьезную возможность свалить гетмана. В Польше весело громыхала очередная смута, там появились сразу два претендента на престол, и каждый был по всем правилам избран своими сторонниками королем – саксонский курфюрст Август Сильный и польский магнат Станислав Лещинский. Оба эти персонажа ни малейшего вклада в историю не внесли. Август, правда, прозвище получил не зря: обладал нешуточной силой, гнул в трубку серебряные тарелки, кочергу завязывал узлом. Да вдобавок прославился прямо-таки запредельным даже по меркам легкомысленного XVIII века, как бы поделикатнее выразиться, кобеляжем. Историки насчитали у него триста внебрачных детей (возможно, некоторых и пропустили, так что их могло быть и больше) – а количество любовниц, более-менее постоянных и «одноразовых», учету не поддается вообще. Август настолько вошел во вкус, что сделал любовницей родную дочь (из внебрачных). Лещинский же был личностью совершенно бесцветной.
В полном соответствии с поговоркой, которую сами же и сочинили, «Польша раздорами крепка», благородные паны, разделившись на два лагеря, начали натуральную войну. Правда, ни одной из партий не удавалось нанести другой полное и окончательное поражение. А потому и те и другие решили обратиться к сильным покровителям. Август поставил на Москву, его соперник – на Стокгольм. В Польшу с разных сторон вступили русские полки и казаки Мазепы – и шведский король Карл XII. Вот тут уже заполыхало до самого неба…
И в этот самый момент Мазепа вступил в тайную переписку со Станиславом Лещинским. Мазепа обещал привести под знамена «короля Стаса» самое малое двадцать тысяч казаков, а король обещал сделать Мазепу «потомственным князем Русским» и отдать ему всю Украину – хотя и в составе Польши, но с широкой автономией. Поляки даже сочинили Мазепе герб и прислали рисунок.
Мотря к тому времени, кстати, успела выйти замуж за генерального судью Гетманства, но это ничего не меняло. Кочубей и полковник Искра что-то все же проведали о переговорах с поляками. И срочно отправили в Москву сигнал. Именно об этом писал потом Пушкин в поэме «Полтава»: днем и ночью на лихом коне несется в Москву лихой казак:
Зачем он шапкой дорожит?
Затем, что в ней донос зашит.
Донос на гетмана-злодея
Царю Петру от Кочубея.
В реальности все обстояло далеко не так романтично – не было никакого лихого всадника. «Сигнал» в Москву доставил некий монах Никанор пешим ходом, этакой серой мышкой, огородами добравшийся до места. Неприметный, неинтересный странник, человек божий, каких на дорогах полно… Так гораздо надежнее, лихой казак – фигура заметная.