Напрасно я пробовал убеждать шофера, что я шутник с детства. В конце концов он черкнул на клочке и сунул мне свой телефон. Шутки шутками, а там, глядишь, — мало ли?
И когда он уже отъехал и солидный Алан, как в школьные наши времена, хлопнул себя ладонью по коленке и посреди тротуара согнулся от смеха, я с удовольствием и с нежностью к нему лишний раз понял, что с другом моим все в порядке…
Но это присказка. Более того: присказка к присказке. Может такое быть?..
Сама присказка начнется с того, что три года назад я впервые отправился в Кисловодск, тоже с давлением, тоже со стенокардией. Туда позвонил мне из дома Алан: человек я в конце-то концов или нет?.. Могу я заехать потом в Орджоникидзе? Это не Москва, да: машину он, конечно, пришлет…
И единственное из условий, которое мне удалось отвоевать, было следующее: несмотря на известное всему миру осетинское гостеприимство, жить я буду в гостинице. Мы художники. Мы народ такой… И вдруг оно придет ко мне ночью? Вдохновение, естественно. Кто же еще?
Стоял самый конец апреля — теплынь к сушь. Деревья уже отцвели, но листвы еще не было, и темные штрихи веток лишь подчеркивали изумрудный окрас полей да голубизну отодвинутой солнцем дали.
В размытой сини высоко над Пятигорском кувыркался красный спортивный самолет. Набирая скорость, несся к земле, где-то меж коричневатых холмов выходил из пике и снова очертя голову бросался вверх.
По обеим сторонам черного от резины асфальта, чуть съехав на обочину, замерли легковые автомобили, и возле них кучками и по одному, задрав головы, стояли усатые мужчины в громадных кепках, которые на Кавказе называют «аэродром». Может, думали, что лихому летчику в красном самолетике вдруг и в самом деле понадобится запасная полоса?.. Тут-то их безразмерные кепари и пригодятся.
Таймураз, молодой шофер министра культуры, не остановился, даже не сбросил газ — вверх поглядывал только искоса. И мимо серых, лишь начинающих наливаться зеленью садов Кабарды, мимо подметенных, с каменными оградами аулов, мимо уже слегка посветлевших, уже вернувшихся в русло рек с бескрайнею галькой по отлогим подсыхающим берегам наша «Волга» неслась так, словно Таймураз участвовал в одному ему известном пробеге.
Кое-где на молодой травке рядом с дорогою стояли фургоны автолавок, курились дымки, и поверх опущенного рядом с водителем бокового стекла ветер швырял внутрь горьковатый запах горелого жира.
«Таймураз, может, по шашлычку?» Очень мне хотелось остановиться, потоптаться возле дымка — приобщиться.
Он многозначительно говорил: «Надо терпеть».