Брат, найди брата (Немченко) - страница 45
И захотелось мне почему-то обнять мальчишку и что-то такое ему сказать — на всю остальную жизнь! — и вытолкать через лючок его первого…
Он не отстает: «А ну-ка, смотри еще, постарайся!.. Ну, еще две!»
«Да я ведь только что варил наверху, — говорю. — Какие у меня сейчас глаза?»
Смолк он, потом уже глухо так: «Ну, иди. Извини, что оторвал… Ну, пока!»
Поймал я его плечо, сжал тихонько. «У тебя, — говорю, — по-моему, все путем, если звезды рассмотрел… Это я тебе точно!»
«Пока!» — он говорит. И вздохнул.
А ночью я стоял посреди нашего монтажного городка и смотрел, брат, на звезды… Часто ли на них смотрим?.. Нам некогда!
Ночь хорошая была, ясная, и шума на главном корпусе, где третья смена, особо не слыхать.
Отыскивал я глазами знакомые еще со школы созвездья, всматривался в крохотные звездочки, каких почти не видать, и что-то во мне все копилось и копилось, вроде главная какая мысль складывалась, а потом у меня над головой что-то вдруг тихонечко дунуло, застригло, чиркнуло, и увидал, как птицы пронеслись черными тенями, — несколько уток низко пошли то ли к болотам на окраине стройки, а то ли к камышам на гидроотвале… И это птичье движенье посреди ночи под звездами чем-то таким вдруг во мне отозвалось — я, старый дурак, чуть не заплакал в голос…
Старый почему?.. А как иначе? Уже за сорок.
Хоть одногодки, ты — молодой?.. Во-он оно, вы все еще молодые!.. Видно, писатели плохо зреют. Или солнышка мало? Тогда могу предложить. Дело у нас в Сибири известное: валенок. Это как с помидорами. Так и срываешь зеленые посреди сентября и туда их — в пимы?.. И под кровать. А потом уже самое время обувку на зимнюю сменить, эту зелень оттуда выкатываешь, а она тебе — красней красного!
Тут, правда, другой метод придется. Просто наденешь мои пимы. И проходишь полгодика. Рядом. И — я тебя уверяю… Или дело не в этом? А в чем?.. Жаль, брат, помочь тебе ничем не могу. У меня и своих забот. О том и толкую.
Постоял я тогда, постоял и пошел потихоньку к этой самой трубе. Поднимался по лесенке, чтобы не скрипнуть. Ухо к лючку приложил.
Захотелось послушать, как спит. Как он дышит.
Вроде не было ни единого звука, а он вдруг так заговорил, словно знает наверняка: стою, слушаю. На этот раз жестко говорит, зло: «А я отсюда не выйду, бригадир! Вот как хочешь!..»
«Это почему еще?» — спрашиваю.
«Потому что Приблудным зовете!»
«Принимается, — говорю. — Завтра с ребятами потолкую».
Он помолчал, потом: «Ну, пока».
Спустился я уже вниз, вдруг барабанит вслед.
«Что еще?» — спрашиваю.
А он уже куда мягче: «Ты почему не спишь?»