— Как всегда, — невнятно сказал он. — Теплый бриз. Цветочки благоухают перед домом. Душновато, правда, но…
Шутка не удалась ему на этот раз. Снаружи было тридцать градусов ниже нуля, вдобавок пуржило, судя по отчаянным взвизгам и всхлипам там, за бревенчатой стеной.
Некоторое время все сидели в молчании, занимаясь каждый своим делом.
Диковинная мысль вдруг мелькнула, будто быстрая птица, шумя крыльями, пронеслась перед глазами, и Гальченко засмеялся.
Товарищи с удивлением посмотрели на него.
— Ты что?
— Да вот вообразил, что Галушка раз в жизни по ошибке правду сказал. Нет, не цветочки, конечно, и не бриз. Откуда у нас бриз? Подумал: распахну сейчас настежь дверь, а за ней — город, ярко освещенный, огни в домах и фонари над площадями и улицами! А мы с вами — на окраине, на высоком берегу, весь город отсюда как на ладони!
— И затемнения нет? — недоверчиво спросил Калиновский.
— И затемнения нет. Большущий, понимаете ли, город, воздвигнутый уже после войны, после нашей победы над Гитлером!
— После победы?
— Да. И разросся очень быстро, глазом не успели моргнуть. Частично вытянулся вдоль губы, а частично за отсутствием места в тундру ушел.
— Какой губы? Нашей?
— Ага!
— А зачем город здесь?
— Ну как же! Он при порте. Решено после войны построить порт в Потаенной. Тоже, конечно, огромный. Океанский. Важнейший перевалочный пункт Северного морского пути. Побольше, наверное, Игарки и Тикси.
Его выслушали серьезно, однако без особого энтузиазма.
— Придумывать ты у нас горазд, — сказал мичман Конопицын и, встав из-за стола, направился в свою выгородку.
Так буднично началось это, абсолютно буднично!
Впрочем, Гальченко и сам вначале не придал значения своей выдумке. Поболтал о каких-то пустяках с Галушкой и Калиновским и тоже мирно отошел ко сну.
Однако мысль о городе появилась и на следующий вечер, причем с еще большей отчетливостью и силой.
Гальченко стоял на ступеньках дома, прижимая к груди связку мороженой рыбы. Собаки с лаем прыгали и бегали у его ног. Он поспешил раздать положенные им порции.
По-прежнему мело. Внезапно ветер дунул в лицо, сыпануло снежной пылью в глаза. Он зажмурился.
И опять давешняя иллюзия возникла: вот сейчас откроет глаза и увидит огни вдали, мириады огней, новый, заполярный город и порт, раскинувшиеся по берегам Потаенной во всей своей силе и красе!
Некоторое время Гальченко стоял неподвижно, не раскрывая глаз, стараясь продлить эту странную, захватывающую игру.
Так, зажмурившись, он и вернулся в дом.
— Ты что? — обеспокоенно спросил Тюрин. — В глаз попало?
— Нет, ничего. Это я так. Хочу удержать перед глазами одно видение…