Ответ из Севастополя не пришел. Грустно! Стало быть, Виктор обиделся. Впрочем, так оно и должно быть. Но спустя какое-то время он, надо надеяться, простит ее.
Когда же это все было? Да, в мае. А в июне они с Олегом отправились в Алупку. Это было их свадебным путешествием.
Но почти сразу в доме отдыха ею овладело беспокойство. Почему Виктор не ответил на письмо? Как перенес этот неожиданный удар?
И ведь их разделяет сейчас всего несколько десятков километров, каких-нибудь полтора-два часа езды на автобусе.
— Олежка, ты не будешь на меня сердиться? — сказала она. — Я съезжу в Севастополь, повидаюсь с Виктором.
Олег оказался на высоте. Он взял ее за плечи, заглянул в глаза, потом отстранился со вздохом.
— Ты моя маленькая сумасбродка, — сказал он. — Конечно, поезжай. Я же вижу, ты нервничаешь. Только, ради бога, не вымаливай у него прощения. Ты не провинилась ни в чем. Но не будем об этом…
Она удивилась: Севастополь украшен флагами!
Где-то у моря призывно громыхнул оркестр. Мимо ярко-зеленых газонов и клумб, пестреющих цветами, быстро протопали пионеры.
— Праздник! А как же! — охотно пояснил прохожий. — Отмечают новый выпуск из военно-морского училища. У нас в Севастополе это праздник…
Вот подгадала! Как это некстати. Но не возвращаться же в Алупку!
Она приблизились к воротам Приморского бульвара, у которых толпились молодые командиры, курсанты и матросы.
Рысцой подбежал курсант с повязкой распорядителя:
— Торжественная часть закончена, девушка. Сейчас танцы начнутся. А вы к кому?
— Мне бы курсанта Колесникова.
— Лейтенанта Колесникова, хотите вы сказать. Это можно.
Через минуту в воротах появился Виктор. Он был уже в командирской форме. Курсантская ему, пожалуй, больше шла. Когда он приезжал в Москву, фланелевка туго обтягивала его крутые плечи и широкую выпуклую грудь, а из открытого ворота башней высилась загорелая шея над треугольником тельняшки. Впрочем, он был хорош и командиром. Стоял перед нею весь в белом, с головы до пят: белый верх фуражки с крабом, белый китель, белые, безупречно разглаженные брюки и, в довершение всего, белые туфли. Совсем статуя командора из оперы «Дон-Жуан»!
Она робко взглянула на него — как преступная донья Анна на своего сурового мраморного супруга.
Но Виктор улыбался! И по этой мгновенно осветившей его лицо улыбке она поняла, что он ничего еще не знает. А как же письмо?
— Нинушка! Ты?! Но почему не предупредила, не телеграфировала?
— Я написала тебе из Москвы.
Он быстро под руку провел ее внутрь сада.
— Последний месяц мы жили на корабле, а не в общежитии. Я даже не заглядывал еще в общежитие. Телеграммы, правда, передавались с берега… Но зачем мне теперь телеграммы, письма, когда ты сама здесь? — Он счастливо засмеялся. — А обещала весной. Эх ты! За опоздание штраф! Ну, шучу, шучу. Не могла выбрать лучший день для приезда.